Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Пилотам требовалось удержать машины на курсе прицеливания секунды, пока ГСН ракеты отселектирует корабль-цель от ложной оптической мишуры. Они их не прожили… эти секунды, выскочив к упреждающей восьмёрке противоракет.

«Глаза» в «глаза» – антенный телевизионно-оптический пост «кинжала» долго не выбирал.

Правый крайний F/A успел вильнуть, получив меньше всех, уже в «молоко» сбросив «маверики», уходя в вираж, перегрузка которого и доломала посечённую машину.

А спусковые крючки уже давили. Стальной серый водоплавающий и стремительные крылатые воздушные выбросили друг в друга дымные щупальца, которые пресекались, расходились, среди хлопков вскрываемых БЧ, кинетических и реактивных росчерков, по прямой, кривой, настигая, промахиваясь, ведясь на обманку и попадая, завершая намеченное.

Кормовые ПУ «кинжала» докрутили барабаны до «железки», успев снять ещё лишь тройку «мавериков» буквально с пилонов, пока они ещё не успели разогнаться. И всё! Дистанция до поражаемых (уже не поражаемых) целей превысила возможности реакции комплекса.

Что-то успели «кортики» и почти ничего автоматы. Что-то оттянули на себя ложные цели и неожиданно блики от воды, солнца – в оптический «глаз» ГСН… и дым, частично.

А дальше выручала только сталь борта и многослойность переборок, пожарные рукава и мат… и кровь.

«Вот ведь вахты выпадают, – топал вслед за старшиной, толком не проснувшись, не умывшись, позёвывая, протирая закисший левый глаз, – вот же блин! Как только сменюсь – очередная заваруха. Хорошо хоть в эту вахту удалось в погребах прикемарить между обходами. И опять подняли! При этом не на усиление, согласно боевому расчёту, где, как ни верти, можно сачкануть, а засунули в аварийную партию. И старшина у них… лютый больно, зараза».

По ушам резануло громким боем, но лишь поморщился – к сигналу боевой тревоги уже привык, начиная с самого начала этой всей фигни, что назвали «провалом в прошлое». А за последние несколько суток так и вообще…

Их – «румын», то бишь минно-торпедную группу, по большому счёту эти стрельбы не коснулись никак. Ни у Фолклендов, ни после. Всей тревоги-то: добежал до своего поста, отработал ряд операций, заученных до автоматизма, выставил лимбы приборов на нужные параметры, доложил в «каштан» о готовности и «кури»-жди.

А сейчас топали-потели в тяжеловесной аварийной спецодежде.

Корабль… «коробочка»… стальная черепушка. Это всегда какие-то шумы́, скрипы, грюки, скрежет кремальер, хлопанья о комингсы, гул турбин и прочие… бытовые и функциональные звуки. Часто узнаваемые и иногда новые за редкостью пользования. А в этом походе уже столько понаслушался… отсюда – из утробы корабля. Работа «фортами», а особенно «гранитами» – это да! Это нечто!

Но вот только когда уже влепили в «Петю», мыслишки совсем затосковали, понимая, что если вдруг до звездеца дойдёт – с пятой палубы наверх не выберешься.

И сейчас… звук долетал через ряд металлических перегородок, но однозначно определил – фигачит АКа-сто тридцатая. Началось очередное! И видимо, серьёзное! Иначе его бы на усиление аварийной партии не послали с такой безусловностью.

Их участок – район шкафута. Ждали на стрёме. А наверху понеслось!

Когда в корабль попада́ло, сразу ощущалось – вздрагивает и идёт нечто похожее на звон по металлу, болезненными камертонами. А тут впечатало совсем рядом, и их погнали наверх… нет, сначала слегка придержали, потому что наверху жутко застрекотало, захлопало, забарабанив. А как утихло – пошли… в дым, в огонь, в копоть.

У него было своё место в расчёте – помогал, тащил пожарные рукава. От чада сразу стала горчить слюна. Сплёвывал. Слезились глаза. От пота и гари.

Ракета упала в основание грот-мачты. Под углом сверху. Глубоко не зарылась, свернув с посадочного места модуль «кортика». Выгорал. Давили пеной, тушили.

Тут же нарисовались парни из БЧ-2. Осмотрели – понятно, что комплексу кирдык. Но обрадовали, дескать, «хорошо, что оперативный ракетный комплект был расстрелян, а то было бы тут…». Но и не дострелянные патроны в барабанах к двум ГэШа успели надетонировать, нарикошетить, наковыряв вокруг дыр, опалин, царапин…

Шевельнулось волосами на затылке – выскочи они чуть раньше, в какую мясорубку бы попали.

Наверху продолжали работать, заливать, а его с группой погнали в надстройку – что-то восстанавливать. Здесь суетились эртээсники, с какими-то кабелями, разъёмами.

Потом его отправили вниз. Спускаясь по трапу, ощутил, как крейсер заваливает циркуляцию.

Внизу если и горело, то потушили, но вентиляция не справлялась. Пришлось напяливать кислородную маску.

Спустились они всего лишь на пару ярусов, как… Рвануло! Потом пы́хнуло жаром, ударная волна ватой заложила уши. Потемнело в глазах. Враз захотелось на волю из ставших совершенно клаустрофических помещений.

Перед глазами взгромоздилась фигура, стекло шлема полностью скрывает лицо, но по энергичным пинкам понятно – старшина. Ломанулись ещё ниже, но в этот момент снова сбивает с ног. Ударило так, что показалось – самого разрывает на куски, а потом припечатывает лепёшкой о переборку.

И без того оглушённый, не слышит страшного грохота, не видит, как проламывается переборка и сноп пламени сносит находящегося ближе всех старшину.

Огонь начинает пожирать кислород. Кто-то кинулся по трапу вверх – к спасительным дверям, кто-то падал на пайолы, распластавшись, надеясь, что огонь уйдёт выше.

Сам пока лежал, ощущая, как пламя лижет одежду, шлем. Чудилось – горят волосы на затылке, нестерпимо закипая кончиками ушей.

Пламя отхлынуло так же быстро, как появилось, оставив метелки в глазах. Пространство заволокло дымом от нижнего до верхнего яруса.

Инстинкт самосохранения давил на разум, который апеллировал к опыту и к чему-то ещё такому, что можно было назвать не долгом, а просто пацанячьим упрямством – не дрогнуть, не прогнуться, не дать слабину. «Что я, сука, что ли?»

Поднялся. На пайолах замер перекрученный бесформенный куль, перевернул – мёртвый старшина. В углу закопошились две фигуры – живые, но у одного неестественно вывернута нога. Второй тоже явно ранен или не в себе. Какими-то сомнамбулами сползались остальные. В голове звенело, колобродило, и неожиданно для себя стал отдавать распоряжения, надрывая связки. Только оглушило, видимо, всех, и его ор не слышали или не понимали – выручали красноречивые жесты.

«Чёрт! А ведь под боком ядерный реактор! И судя по разрушениям, удар пришёлся в район десятого отсека! Или где-то рядом!»

Быстро отыскал микрофон внутрикорабельной сети, сообщил на ГКП. Путано, без подробностей, но хоть что-то…

Вдруг показалось, что палуба слегка кренится на борт.