Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Но на месте, то есть при непосредственном контакте всё оказалось ещё любопытней! Мартин Сколот, находя моменты для наблюдения, сделал вывод, что «что-то тут было не так»! На очередную странность, кстати, навёл один из тех морячков из Норфолка, колупнув краску с трубопровода ботинком. Объяснить ничего не успел (лязгнула кремальера, Мартину бросили короткое: «Гоу!»), но умудрился сунуть вдогонку кусочек отбившейся краски.

Потом он украдкой его рассмотрел, сначала вообще не поняв, что с этим сколом не так, но потом дошло: на изломе чётко были видны как минимум четыре слоя краски, слегка разных оттенков. Единственное, что пришло в голову – на новый корабль воткнули старую, уже использованную трубу!

Далее, топая коридорами-трапами где-то в глубине корабля в сопровождении морпехов, он, прислушиваясь к разговорам этих двух молодых конвойных, подмечал совершенно несвойственные советским реалиям нюансы. Честно говоря, он мало что разобрал из их коротких перебросов фразами, прекрасно понимая, что даже мат имеет свой контекст, но его поразили некоторые англоязычные сленговые словечки, принятые сейчас а Америке среди компьютерных пользователей.

А когда он, специально коверкая акцентом речь, что-то брякнул по компьютерной теме, ему рассмеялись в лицо, передразнив: «Ну, ты тупо-о-ой, пиндося, мы, бля, тебе не совок, мы хуже, бля – россияне!», при этом «россияне» гнусаво и явно презрительно.

Всплыла ещё одна странность, которую он в скоротечности позабыл, а точнее оставил на потом: часы у него отобрали ещё в самом начале при первом обыске. Сержант (судя по нашивкам), примерив их на руку, обозвал новенькие навороченные швейцарские часы, специально разработанные для армии США, «крутым булыжником, который опять придётся таскать и на гражданке». А это ну никак не вписывалось в реалии Союза, зная тягу советских людей ко всему заграничному!!!!

Дальше время растянулось и сконцентрировалось в сплошную полосу допросов, пауз и вроде как разговоров, и снова допросов с тем цепким на взгляд офицером-контрразведчиком и ещё двумя помягче, судя по погонам, тоже офицерами.

Гоняли его вопросами по вполне предсказуемым темам. На данный момент их волновало все, что было связано с крейсером, и особо глобальных цэрэушных секретов не требовали. А за стенкой как бы случайно дубасили «дельтовца». Тот за переборкой орал-факал (прежде, чем скис), дескать, «Америка это так не оставит! Их спасут – высадят десант „дельта-морпехов“ и прочих», и бла-бла-бла…

Невольно примеряя к себе эти смачные «хэк, хэк» по рёбрам, по почкам, там за переборкой, глядя в усталые и иногда, в общем-то, почти житейские глаза контрразведчика, чувствуя, как рефлексия почти одолевает здравый смысл, Мартин старался никоим образом не выдать паники, выцарапывая из памяти основные аксиомы психофизического тренажа по поведению агента в плену и…

И выкладывал всё, что знает, почти правду, умалчивая в деталях (как учили), оставляя уж совсем маленькие секреты, то ли для гонора, то ли вторя надеждам избитого «дельтовца», что их, конечно же, чёрт возьми, вытащат. А эти «маленькие секреты» окажутся хоть каким-то козырем, позволят хоть как-то держать ситуацию на контроле. Тем или иным образом.

А затем наступала благодатная пауза, с эдаким «ф-у-ух!», и можно было осмыслить и согласовать свои инстинкты с логикой. Потому что всё собранное по крупицам из пассивных наблюдений никак не укладывалось ни в одну из версий, обговариваемых в Лэнгли.

Это был пик противоречий. С одной стороны, ему хотелось, чтобы всё быстрей закончилось и его, наконец, оставили в покое, а с другой – только оставаясь в сфере интересов противника (как агент ЦРУ), он мог хоть что-то понять и разобраться в этом далеко, как виделось, нетривиальном деле.

Одной из причин повышенного интереса Центрального разведывательного управления к этой истории с крейсером стала любопытная информация, полученная от аргентинцев. В теме были портативные компьютеры, которыми непринуждённо пользовались русские офицеры.

Тот факт, что у русских в обиходе аппаратура, которая в Америке имеется только в перспективах (в плане архитектуры), уже само по себе любопытно, но… Была подмечена одна немаловажная деталь – на клавиатуре кнопки несли и латиницу и русские буквы – кириллицу, а значит, разработка не чисто советская, а рассчитана и на англоязычного пользователя.

Второе уточнение – никакого собственного названия, типа там «Красный Октябрь» или «РотФронт». А вот на крышке аппарата – логотип в виде надкусанного яблока!

Первое, что предположили в ЦРУ – Советы, из-за отсталой технической базы в собственной стране, вливают деньги в высокие технологии за рубежом, как условие, получая приоритетные разработки. Либо вообще компания «Аpple Inc.» является проектом КГБ на подставных лиц.

Подключили АНБ и ФБР. В считаные дни корпорацию «Аpple» поставили «на уши»: перетрясли штаб-квартиру, исследовательские лаборатории, сборочные цеха, персонал, включая учредителей. В результате нечто похожее, что описывали аргентинцы, нашлось, но практически лишь в дизайнерских зарисовках.

Консультативные беседы со специалистами по компьютерной теме лишь усложнили версии парней из Лэнгли и окончательно запутали коллег из параллельных организаций.

А разбираться со всеми этим теперь надлежало ему – Мартину. Другое дело, что на данный момент он был не в своей власти, потеряв счёт времени, в монотонности, в стальной коробке каюты, где-то в недрах корабля, уставший до чёртиков.

Да и просто инстинктивная животная тяга влекла к «где помягче», против почти мазохистских потребностей разума в шпионских играх.

Но опять куда-то повели, коридорами, ярусами, трапами. По пути попались, протопав мимо в синих робах, хмурые, слегка любопытные – вахта, смена. Вот и время случайно узнал – 4:00.

В сопровождении те же два морпеха – осунувшиеся лица, самим осточертело, устали и из вредности на вопрос: «куда?», вяло зубоскаля, попугали: «К утру как раз облысеешь».

Встречал словно издевательски чисто лысый тип в потёртой синей форме, морщинил лоб, набрякши близорукими веками, в злобе своей старше лет на двадцать.

А ему (Мартину) настолько уже всё ровно, что уже ничего не воспринимал, когда толкнули к двери, скорее переборочному люку – брутальному, с высоким комингсом, кремальерой и значком радиоактивной опасности.

Внутри очередного технического закутка полумрак одинокой лампы и техноад с жужжанием механизмов и утробными стуками, словно у старой паровой машины. Плевать! Веки уже смыкались. С деревянным отупением глядел на воду в пластике и дурацкое красное ведро. Вырубился мгновенно.

Особист, видимо, собирался сделать доклад, оттесняя вестового в дверях командирской каюты, но Терентьев отмахнулся: