Олег Воля - Русский бунт. Шапка Мономаха

К полетам готовились с ночи. Сколотили помост рядом с Лобным местом, устлали его коврами и декорировали кумачом. А для первичного наполнения шара воздухом соорудили что-то вроде трех колодезных журавлей, которыми предварительно приподняли оболочку.

К моменту, когда я со свитой проехал воротами Спасской башни и пересек глубокий крепостной ров по каменному мосту, шар был уже готов к полетам.

Площадь была почти пуста. Всего несколько сотен зевак у помоста за толпу не считались. Причина малолюдства была в том, что специально о полете шара не объявляли. Я очень опасался повторения Ходынки, когда в давке погибло и покалечилось множество народа. Я не сомневаюсь, что посмотреть полет шара пришла бы вся Москва с окрестными деревнями, а нынешняя Красная площадь такую толпу не вместила бы. Поэтому кто увидит шар в воздухе, тот и придет. А пришедшим Новиков приготовил сувенир.

Я спешился и поднялся на помост. Вслед за мной поднялись Перфильев, Подуров, Никитин, Новиков. Остальные мои соратники тоже были здесь по большей части, но стояли перед помостом за спинами солдат оцепления. Чуть позже подъехал возок, на котором прибыли Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадская в черном траурном платье и архиепископ Платон. Его ведомство тоже привлекли к мероприятию по моему настоянию.

Васька Каин и Василий Пестрово отчитались передо мной. Один о готовности шара к полетам, а другой — о готовности его людей и приданных солдат для контроля толпы.

— Ну тогда начинай, — кивнул я Ваське.

Тот ловко впрыгнул в корзину, добавил жара у скипидарной горелки и скомандовал солдатам, удерживающим трос. Шар под легкое поскрипывание ворота, удерживаемый пеньковой веревкой, поплыл в небо.

Я взглянул на немногочисленных людей из моей свиты, этого зрелища еще не видавших. Архиепископ внешне был деланно невозмутим. А вот Августа от восторга непроизвольно приоткрыла рот и, провожая шар взглядом, задрала голову так, что уронила шляпку. Я подхватил её в полете, не дав коснуться земли.

— Наталья Алексеевна, не желаете сами совершить полет? — спросил я, передавая головной убор. — Уверяю вас, это совершенно безопасно.

Девушка поднесла кулачки к губам совершенно детским жестом и зажмурилась. Потом на выдохе сказала:

— Да!

Открыла глаза. Посмотрела на меня совершенно по-щенячьи и добавила:

— Но я все равно очень боюсь.

— Взбадривайте себя мыслью, что войдете в историю как первая женщина-воздухоплаватель.

— Разве? Ни за что бы не поверила. — Она лукаво взглянула на меня. — За такое приключение многие бы отдали многое.

И сделала какой-то замысловатый жест веером. Я опешил. Она что, заигрывает? Да ну! Померещилось. Вот уж не надо мне такого.

Я поспешил заняться приземлением шара и потом отошел к Новикову.

— Николай Иванович, листовки готовы?

— Разумеется, ваше величество. Всю ночь печатали и резали.

И протянул мне неразрезанный образец.

Ксилография была достаточно качественной, хотя, конечно, рисунки в каждом из двенадцати прямоугольников не были идентичны.

Я усмехнулся про себя: «У историков будет квест — собрать из дошедших до них разрозненных листовок полный печатный лист».

Шар приземлили, и я лично помог дрожащей от страха вдове взобраться в корзину.

— Ничего не бойся, Августа, — шепнул я ей напоследок и дал отмашку улыбающемуся Ваське.

Под сдавленный девичий писк шар поплыл в небо. Видно было, как Августа вцепилась в канат одной рукой и придерживает свою шляпку другой.

Так мы развлекали моих новых соратников примерно час. Поднимался в воздух и сам архиепископ. Прокатили и обоих чехов. За это время площадь изрядно заполнилась народом. По большей части это были обитатели Китай-города. Но и с прочих концов Москвы текли человеческие ручейки.

Наконец Васька крикнул мне из шара:

— Выехали! Вижу сигнал. Опускайте!

Это означало то, что к нам наконец выдвинулся персидский посланник. Приглашение ему передал Егиазарян, и он же должен был сопроводить дипломата сюда на площадь. Где, по задуманному мной сценарию, я должен был спуститься с небес на встрече к послу.

Так и получилось. Перс со свитой и казачьим эскортом добрался до площади минут за двадцать, и в это время я уже парил в небесах, впервые с такой высоты разглядывая Москву.

Зрелище было удивительное. Москва, конечно, была узнаваема своей паутиной улиц, но совершенно неузнаваема своей приземистостью застройки и отсутствием привычных доминант. Блестели куполами головки многочисленных церквушек, ярко выделяющихся на этом пасторальном пейзаже.

Кремль был частично в лесах. Это по моему приказу всякого рода залетчики из моего войска оттирали щетками остатки известки с кирпичной кладки. Заодно чистили и от мха с кустами. Я хотел ко дню коронации привести старинную крепость к тому виду, который был привычен моему глазу и мил моему сердцу.

Под ногами шевелилась толпа, занявшая уже больше половины площади. К счастью, давки не было, поскольку такое зрелище как шар было прекрасно видно отовсюду. И смысла напирать на оцепление не было.

«Надо будет подкинуть задание Неплюйводе сделать серию картин с панорамой Москвы с высоты птичьего полета. Потомки оценят», — решил я и дал сигнал опускать корзину.

Персидский посланник выглядел этаким колобком, но трудно сказать точно, что было виной такому впечатлению: его комплекция или фасон его богато украшенной одежды. На голове у него был намотан зеленый тюрбан преизрядных размеров, украшенный драгоценной заколкой. То ли не все казачки выгребли, то ли здесь одолжился у соотечественников.

Наблюдал он мое снижение, цокая языком и покачивая головой от восхищения. Скопившаяся на площади толпа начала скандировать славицу в мой адрес. Это специально обученные люди по сигналу Новикова стали подзуживать народ, пользуясь инстинктом толпы. Что срабатывало на футбольных стадионах моего времени, сработало и сейчас.

Я важно вышел из своего летательного аппарата и взмахнул рукой, приветствуя народ на площади. Потом я обернулся к делегации. Все сопровождающие посла, кроме него самого, опустились на колени. А посол глубоко поклонился.

— Да хранит и приветствует Господь Всехристианнейшего Государя, простирающего свою могучую волю на русские земли! — немного нараспев начал он свою речь. — Моими недостойными устами приветствует тебя хранитель порядка и спокойствия Персии, местоблюститель шахского престола Керим-хан Зенд Мохаммад, да продлятся его дни! Неусыпным попечением обоих хранимых Всевышним престолов в прежние годы между нашими державами сохранялись мир и благополучие. Но Аллах свидетель, что под мудрым правлением столь одаренного господом русского государя между Россий и Персией будет достигнута истинная дружба и любовь.