Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален

Подошла к красивой и большой двери и сразу стала дергать за веревку колокольчика.

— Ну чего… Чего трезвонишь? — донесся из-за двери тяжелый и низкий мужской голос. — Молочник, ты, что ли?

— Я, — спокойно отвечала девушка своим голосом. — Открывай.

— Чего ты в рань-то такую, — загремели засовы и крюки за дверью.

Дверь приоткрылась… И тут же, как только образовалась щель, через которую ее могли увидеть, дверь попытались захлопнуть. Агнес едва успела поставить башмачок в проем, не давая двери закрыться.

А на дверь навалились, да так, что ей стало больно ногу, и она прошипела в ярости:

— А ну, пес, брось… Брось говорю, отойди. Не смей мне противиться. Отпусти дверь, иначе глаза тебе вырежу. Ну!

Говорила она это все зло и своим особым тоном, что шел из глубин ее груди, от самого сердца. Тем голосом, от которого Ута деревенела, если слышала. Тем голосом, которым мало кто мог пренебрегать.

И почти сразу на дверь давить перестали, она толкнула ее и вошла в красивую переднюю комнату, а там стоял здоровенный мужик, был бос, в портках и простой грязной рубахе, смотрел на нее, как на чудо, так что аж глаза вылезли. А ноге еще больно, от злости она едва не полоснула мужика по брюху, еле сдержалась, а лишь двумя пальцами как будто клюнула его промеж бровей, произнеся тихо:

— Спи, холоп!

И мужик, как куль, повалился на пол. Девушка подошла к двери, выглянула на улицу на всякий случай: не смотрел ли кто. И закрыла ее на засов. Посмотрела на валяющегося на полу мужика.

Первый шаг пройден. Но это был самый легкий, простой шаг. Девушка из передней вышла в коридор. Сразу осмотрелась, разобралась: справа кухня большая, чад, вонь, кухонный шум, там бабы копошатся. Напротив двери на замках. Кладовые. Дальше людская, видно, в доме немало слуг. И тут же из одной двери выходит баба с корзиной подмышкой. И идет прямо на Агнес, та прижимается к стене, и баба едва не задевает ее корзиной с бельем. А в конце коридора лестница наверх. Ей туда, там господские комнаты. Девушка тенью скользит по коридору до самой лестницы. Вот и ступеньки. Она ставит ногу на первую. Ах, как ей непросто. Волнение такое, что груди в платье места мало.

Едва может дышать. Нет, ей не страшно, она даже жаждет увидеть столь сильную сестру, хоть парой слов с ней перекинуться, ведь что ни говори, всякому умелому человеку хочется признания от таких же умелых людей, как и он сам, а баба, что мешала ей в стекло глядеть, была очень сильна. Может, даже сильнее, чем она сама?

Нет, нет, нет, о таком девушка не думает, дева в себе уверена, но волнение ее охватывает такое, что она сердце свое слышит, что ощущает подрагивание в перстах.

Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой, и вот она уже наверху. Все, прочь волнения, прочь дрожь в руках.

Перед нею несколько дверей, но ей и гадать не нужно, она знает, за какой ее сестра-недруг. Агнес, чтобы больше не терпеть волнения, сразу толкает дверь и входит.

Комната хороша, комоды полированного дерева, большие окна дают много света, длинный, под красивой скатертью, стол, за которым без труда усядется дюжина людей, камин, по бокам от него большие резные сундуки, зеркало от потолка до пола. А в углу, у камина, — она. Агнес тут подумала, что будь она на ее месте, так стала бы к окну, чтобы вошедшему свет из окна мешал бы рассматривать ее. Но женщина стояла в углу: неужели совсем не боится ее?

— Ну, здравствуй, сестра, — говорит женщина.

И тут же перед глазами девушки все поплыло. Темнота вдруг стала на нее опускаться.

Морок. Дура, неужели она думает, что сможет мороком с Агнес справиться. Девушка лишь едва заметно встряхнула головой.

И все разлетелось. Снова стало светло. Впрочем, баба сильна. Сила ее в голосе.

Голос у нее мягкий, воркующий, обволакивающий и завораживающий, таким голосом мужчин с ума можно сводить. Но девушка и на магию ее чарующего голоса не поддастся. Она смотрит на женщину внимательно, нового подвоха ждет. Руку с рукояти кинжала не убирает.

Агнес молчит и ждет, что будет дальше. А баба продолжает ласково, словно с приятельницей говорит, а не с соперницей:

— А я знала, что ты придешь.

Врет! Врет! Врет! Агнес в душе порадоваться хотела, но побоялась преждевременности этой радости. Словно боялась птицу вспугнуть. Если бы баба ждала ее, так людей добрых полный дом собрала бы, а людей в доме не было, бабы одни, прислуга. А почему врет? Зачем ей врать? А затем, что не ждала она девушку. И не думала даже о том, что может Агнес так внезапно нагрянуть. О том, что Агнес рядом, она поняла в последний момент, когда девушка уже в доме ее была. Не раньше.

Вот и врет теперь, чтобы сильной казаться. Сильней, чем есть на самом деле. Женщина ждала, что Агнес ей ответит, но дева стояла, смотрела на нее и думала, и думала, и думала. Думала о том, почему она врет, почему к окну не встала. И вдруг поняла… Как озарение на нее нашло. Сестра, как почувствовала, что Агнес в доме ее, так стала что-то прятать. Прятать что-то ценное. Самое ценное. И что же самым ценным для любой сестры быть может? Конечно, стекло! Что же еще? В этом и крылась слабость женщины, она очень боялась потерять свою ценность. Агнес опять готова была порадоваться. Но опять побоялась, что радость будет преждевременной.

И опять у нее поплыло все перед глазами, даже спать захотелось, но девушка снова с легкостью развеяла это, лишь слегка взмахнув рукой с кинжалом. Нет, не так уж и сильна была сестра, как казалось ей поначалу.

Тут она и спросила холодно и даже строго:

— Ну и где он?

И поняла, что угадала. Бабу как ударили. Да так, что она едва не потеряла свой красивый вид. Женщина сжала руки, к груди их прижала, но ничего не ответила, лишь задышала тяжело, а девушка уже по-хозяйски пошла по покоям, подошла к столу. Остановилась и вдруг резко заглянула под стол, под скатерть, сама так и не поняла зачем, но после этого спросила снова:

— Где он? Говори!

— Не смей, жаба, так со мной говорить, — сквозь зубы отвечала ей женщина, — не выйдешь ты отсюда, сварю тебя да скормлю свиньям.

Но Агнес уже знала, что это пустое, пыжится сестра, раздувается, чтобы больше казаться. А на самом деле она уже боится ее. Уж в этом девушка была уверена, уж страхи людей она чувствовала лучше всякого другого. И страх этот вдыхала с удовольствием и сильнее от него становилась. Она уже знала, что победила, что страх разъест бабу быстрее, чем купорос глаза.

Агнес так же неторопливо пошла дальше вдоль стола. И чем дальше шла, тем беспокойнее становились руки сестры, тем сильнее от нее воняло страхом. Девушка улыбалась, она понимала, что на верном пути. И сейчас главное ей не спешить, не торопиться, дожимать бабу медленно, ломать ее не спеша.

Так она дошла до конца стола и снова спросила: