Игорь Валериев - Ермак: Начало. Телохранитель. Личник [сборник litres]

– Я, когда твои раны в бане увидел, особенно свежий шрам на груди, сразу и понял, что ты и есть Тимофей по прозвищу Ермак. Ну что, угадал?

– Угадали, дядька Игнат, – приходя в себя, выдохнул я.

– Тогда рассказывай. И всё подробно рассказывай. Или запретили?

– Как бы и не запретили, но настоятельно рекомендовали особо не распространяться.

– И кто же такое рекомендовал? – поинтересовался Игнат Петрович.

– Самый старший из тех, кто со мной разговаривал на эту тему, был его высокопревосходительство князь Барятинский. Генерал-губернатор Корф также в беседе со мной упомянул об этом.

– Эх ты, ядрёна-матрёна! Какое начальство высокое с тобой говорило! А с цесаревичем тоже беседовал?

– Разговаривал, дядька Игнат.

– А много? – интерес казака был неподдельный. Глаза засверкали, казалось, всё его естество хочет больше, подробнее узнать об августейшей особе.

– Около двух часов в общей сложности выйдет, – ответил я.

– А правда, что пуля в часы освящённые попала и не пробила их?

– Нет, дядька Игнат, это уже выдумали. Пуля сначала в метательный нож попала. Их у меня на ремне ранца на левой стороне три штуки в общем чехле было. Нож раздавил подаренные цесаревичем Николаем Александровичем часы. Благодаря только этому и жив остался. Мышцу на груди не сильно разворотило, но ушиб был ого-го какой. Два первых дня дышал через раз на полвздоха, а встать только через неделю смог. А про то, что часы в Исаакиевском соборе освящены, никто не говорил, к слову.

– И всё-таки Богородица вас обоих хранила! – Филинов истово перекрестился. – Если бы не защитница семьи помазанника, и цесаревич, и ты погибли бы. А часы покажь?

– Дядька Игнат, у меня их вместе с ножом цесаревич на память поменял на другие часы, которые ему император на день совершеннолетия подарил.

Эти слова я произносил, идя к ранцу, из которого достал завёрнутый в тряпку и упакованный в кожаный мешочек подарок цесаревича. Достав часы, я положил их на стол перед Игнатом Петровичем.

– Красота-то какая! – Филинов аккуратно указательным пальцем провел по камням на верхней крышке часов, которые образовывали вензель цесаревича Николая. – Дорогущие камни, наверное! Чай, для сына императора делали?

«Дорогущие! – подумал я про себя. – Бриллианты не по одному карату. Надо будет ячейку в банке снять и часы, и деньги основную часть туда положить. Если, конечно, поступлю в училище. Всё же на неделю опоздал. Тут и прошения могут не помочь».

Дальше наше чаепитие плавно перетекло в ужин, во время которого я узнал, что старший урядник первого пешего батальона Забайкальского казачьего войска Филинов служит в Иркутском училище, командуя казаками, которые ухаживают за лошадьми учебного заведения.

Как выяснилось из разговора, пять лет назад в училище пришёл новый сотенный командир войсковой старшина Химуля, под командованием которого Филинов служил почти пятнадцать лет назад в одной из сотен пешего батальона. Какую услугу оказал в своё время Филинов своему командиру, казак не рассказал, но Химуля, которого перевели в училище из Амурского казачьего полка, где он в то время служил, нашёл Игната Петровича почти спившимся. После гибели жены и сына смог дядька Игнат отстроиться, но дальше моральных сил не хватило. Стал заливать горе горькой, чем дальше, тем больше. Химуля, говоря современным языком, вывел своего бывшего подчинённого из запоя и пристроил рядом с собой в училище.

К войсковому старшине Химуле этим утром и должен был я обратиться по протекции дядьки Игната, передав для начальника школы письма-прошения о моём поступлении в училище. Но старший урядник Филинов своего начальника не нашёл и поэтому обратился в коридоре училища к сотнику Забайкальского казачьего войска. Что-то быстро рассказав ему, Игнат Петрович достал из большого вощёного конверта одно из писем, показал его сотнику, потом показал рукой на меня, подпирающего стену. Закончилось всё тем, что сотник взял конверт из рук урядника, заглянул в него, достал ещё пару писем и, покрутив головой, вошёл в кабинет, на двери которого висела табличка: «Начальник училища полковник Федоров А. В.».

Урядник Филинов проскользнул в дверь следом за сотником, но через несколько мгновений вышел обратно. Подойдя ко мне, дядька Игнат вздохнул и произнёс:

– Жалко, его высокородия Владимира Никитовича не нашёл, но сотник Головачев тоже хороший командир. Я ему всё объяснил. Теперь будем ждать.

Начальник училища, числящийся по гвардейской пехоте полковник Алексей Васильевич Федоров, сидел в кабинете с мрачным видом. Вчера допоздна засиделся за игрой в вист в офицерском собрании. И последние три порции коньяка были явно лишними.

«Черт бы побрал эти экзамены, – раздражённо подумал полковник. – Даже в воскресенье от них покоя нет. В коридоре шум, гам, толпы народа снуют. Скорее бы это вавилонское столпотворение закончилось и училище зажило по нормальному и установленному распорядку дня».

В это время раздался стук в дверь, который вызвал болезненную и недовольную гримасу на лице полковника. Дверь распахнулась, и в кабинет зашёл обер-офицер училища сотник Головачев.

– Господин полковник, разрешите войти?

Вслед за сотником в дверь просочился старший урядник Филинов. Сотник, увидев, что полковник смотрит ему за спину, обернулся и сделал знак уряднику выйти. Когда тот вышел, Головачев продолжил:

– Господин полковник, разрешите доложить?

– Что случилось, Николай Павлович? Неужели урядник выпивший, и я выиграл спор у Владимира Никитовича, которому уже пять лет?

– Никак нет, господин полковник. Филинов пять лет в рот ни капли спиртного не берёт. Боится сорваться и подвести господина войскового старшину.

– Так что же произошло?

– Филинов обратился ко мне в коридоре с просьбой передать письма-прошения о поступлении в училище семнадцатилетнего казачка.

– Бог мой, Николай Петрович, экзамены уже начались неделю назад. У нас на сорок пять мест этого года заявлено больше ста кандидатов. Какой ещё казачок?! Тем более не из урядников или вольноопределяющихся действующих полков.

– Господин полковник, я ответил так же, но урядник передал мне большой конверт с письмами-прошениями. Посмотрев только несколько из них, я вынужден обратиться к вам для решения.

– Что ж, давайте посмотрим прошения, – полковник протянул руку.

Сотник, подойдя к столу, вручил начальнику училища большой конверт для бандеролей с лежащими в нём письмами в маленьких конвертах.

– Однако, – хмыкнул полковник, высыпав письма на стол перед собой. – Что-то я не припомню такого количества писем-прошений за одного кандидата. Тут пасьянс разложить можно. Тем более как они хорошо легли. Все сургучом вверх, и от кого письмо, неизвестно. Разложим пасьянс, Николай Петрович?