Олег Северюхин - Наставник Его Величества

Вот и я сейчас в таком же положении, сижу и раздумываю, браться ли за то дело, которое я задумал, и хватит ли у меня сил провернуть всё это. Один неосторожный шаг и вечная молодость, молодая вдова и всё останется точно таким же, каким я всё увидел. И зачем нужно было производить сотрясение воздуха? Торопиться не будем, но первый шаг я уже сделал.

— А что если мы поживём в этой квартире? — спросила ААА. — Она такая уютная и пахнет тобой. Вернее, она вся пропитана твоим духом, ты у меня как Ангел и пахнешь как дух святой.

— Не богохульствуй, — и я шутя погрозил своей невесте пальцем. — Допрыгаешься, придёт к тебе ночью дух святой, а ты будешь думать, что это я и будет непорочное зачатие. Сначала убедись, что это я, а потом уже обоняние своё включай. Да и после бритья я не святой водой освежаюсь, а французским одеколоном О’Жён. Так что, оставляем эту квартиру за собой, благо ты с экономкой нашей нашла общий язык. И пойдём завтра распишемся в ЗАГСе, а венчание с гостями проведём потом.

— Ты знаешь, мне так страшно идти наперекор течению, но многие наши живут вместе со своими избранниками и небо на них не падает, — сказала ААА. — Я больше боюсь, что папа скажет по этому поводу.

— Да, генерал Алексеев мужчина серьёзный и строгий, а ты его спроси, каким он был, когда поручиком приехал поступать в академию Генерального штаба, — посоветовал я своей невесте, — и увидишь, как он отнесётся к твоему решению жить вместе со мной.

Никакого компромата на молодого генерала Алексеева у меня не было, но я знал, как отрываются пехотные офицеры после успешной сдачи экзаменов в академию.

Я проводил ААА до дома и вернулся в свою квартиру. С дороги нужно привести себя в порядок и приготовиться к завтрашним занятиям с цесаревичем.

Ночью я спал и мне все время снилось, что я еду в поезде, вагон раскачивает на рельсах, а перед глазами бежит дорога, посыпанная гравием и дорога впереди никак не кончается. Утром встал с чувством некоторой разбитости, как будто это я бегом бежал по железнодорожной насыпи, стараясь бежать наравне с моим вагоном.

Лёгкая физзарядка и умывание до пояса привели меня в нормальное состояние и в шесть часов двадцать пять я был уже к комнате цесаревича.

Глава 47

Когда цесаревич начинал свои занятия с преподавателями, я приступал к своей обыденной работе, причём начинал её с чтения свежих газет. Кто газет не читает, тот вообще ничего не знает, а если человек умеет читать сквозь строчку, то он знает всё. Каждый корреспондент, каким бы он ни был, старается втиснуть в текст то, что он считает наиболее важным, но редактором безжалостно вычёркивается как несущественное или как не имеющее отношение к теме, но хвостик или начало головы информации всё равно остаётся и потом эта информация в урезанном виде появляется в другой газете в результате обмена корреспондентской информацией.

Некоторую информацию я выписывал на карточки и откладывал в отдельную коробку. Кое-что у меня начиналась вырисовываться, но не настолько, чтобы нужно было бить тревогу и ставить на ноги людей. Но всё равно.

Из имения графа Китченера я вызвал к себе Крысякова и имел с ним длительную беседу по особенностям работы в Государственной Думе и его мнении, что там происходит. Что он как бывший депутат Думы думает о политической ситуации в стране.

Оказалось, что ничего он не думает, а ведь был в составе коммунистической фракции правого толка товарища Троцкого. И был присяжным поверенным, адвокатом с юридическим образованием, но это в той жизни, а в этой жизни покатился по преступной дорожке и всё из головы выветрилось.

— Как же так, Вадим Петрович? — вопрошал я к нему. — Вы квалифицированный юрист, думский депутат и неужели всё это прахом пошло и быльём поросло? Кстати, девушка, с которой я вас видел в Думе, она участвовала в покушении на меня в городе Энске. Она дала сигнал на открытие огня по мне и этим спасла мне жизнь, но скрылась с места преступления.

— Крыся? Кристина, замечательная девушка и моя верная подруга, — как-то задумчиво сказал Крысяков, — эсэрка, террористка, взорвалась во время экса. Прямо в руках динамит рванул. Пуля попала. Вдребезги, даже следов не нашли. И в постели террористкой была. Да. А сейчас эсэры все перевелись. Бьются за закон о защите каких-то там сусликов и сами как суслики. Места в Думе продаются как семечки, должности тоже и там такая круговая порука, что почище всякой мафии будет.

Я чувствовал, что задел больную струну моего бывшего налётчика и нынешнего подельника. Раньше он был величина, генералы к нему с ручкой подходили, а сейчас он кто? Шпана, уголовник, по которому каторга плачет. А почему? Решил пойти по лёгкому пути. Урвал, посадили, в лагере будет начётчиком по уголовному праву и врагом администрации. Жизнь поломана.

— Давай-ка, Вадим Петрович, подключайся к Думе, — сказал я, — что-то нехорошее там творится, нутром чую, а фактуры мало. Заведи знакомства с думскими чиновниками. Ты по женской части мастак, а там женщины в основном незамужние и всё проходит через них. Жалование тебе увеличим и учти, что я рассчитываю на тебя как на будущего депутата Думы, всё-таки вы работали тогда хорошо на общее дело, критикуя законы правительственной партии. Как твои подопечные себя ведут? Как Анастас Иванович с ними занимается? Есть успехи или нет?

— Братва в завязке, сами сказали, а если слово нарушат, то и разговор с ними будет короткий, — сказал Крысяков. — Объект охраняют, уроки выполняют добросовестно, потому что мало учились и сидят на уроке как дети малые, по прописям почерка свои исправляют.

— Что Анастас Иванович о политике говорит? — спросил я.

— В основном о патриотизме, — сказал моё источник, — говорит, что война всё равно будет, народу нужно воевать, чтобы развиваться вперёд, а когда все после ужина набок, то народ жиреет и все чаще у людей болезни сердца развиваются.

— Хорошо, передай Анастасу Ивановичу, чтобы заехал ко мне, — сказал я.

Анастас Иванович приехал ко мне на следующий день после обеда.

— Анастас Иванович, — торжественно сказал я, — от имени министра финансов поздравляю вас с чином коллежского секретаря по министерству просвещения. Граф Китченер лично говорил с министром вашего ведомства, — и я вручил своему бывшему наставнику новые петлицы с одним просветом и тремя звёздочками с арматурой (гербом) министерства просвещения. — Обмывать не будем, но петлицы вам сейчас пришьют.

Я вызвал горничную и попросил её перешить петлицы на вицмундире.

— Как ваши подопечные? — спросил я Анастаса Ивановича.

— Совершенно другие люди, — сказал наставник, — впитывают в себя знания как губки. На будущий год можно будет представлять на экзамены по курсу реального училища.