Сергей Васильев - Сталь Императора

– Польша – это великолепный домбровский уголь, – говорили одни.

– Который не годится для корабельный топок, поэтому приходится закупать «Кардиф», – парировали оппоненты.

– Польша – это почти миллион платежеспособных налогоплательщиков!

– Да, но согласно Органическому статуту царства Польского от 1832 года, собранные налоги остаются в самой Польше…

– Польша – это почти 700 тысяч потенциальных солдат!

– Хороши потенциальные солдаты, которых в мирное время удерживают от бунта 300 000 регулярных войск!

– Поляки – верные офицеры империи. Вспомните шесть генералов, казненных мятежниками за отказ изменить присяге царю!

– А вы вспомните, что казненных мятежниками было только шесть, а изменивших присяге – на порядок больше!..

Спустя час сварливых замечаний и нелицеприятных эпитетов выяснились основные противостоящие силы. В лагере, требующем удержать Польшу любыми силами, нарисовалась причудливая эклектика из сторонников жесткой русификации окраин, где первую скрипку играл генерал-губернатор Финляндии, командующий войсками Финляндского военного округа Николай Иванович Бо́бриков, за спиной которого маячил великокняжеский комплот. К ним примыкали панслависты и чиновники, обязанные Царству Польскому своим благополучием и карьерой.

В противоположном лагере, считающем Польшу весьма сомнительным активом и почитающем за счастье сбагрить её кайзеру, собралась не менее фантастическая коалиция из остзейских немцев и русских чиновников, требующих национального размежевания на западных окраинах Российский империи и восстановления утраченных русским народом позиций в рамках концепции «Великой России». Самым ярким выразителем этой идеи станет через несколько лет Пётр Аркадьевич Столыпин. [5] Намерение П. А. Столыпина «отделить» Царство Польское не нашло отражения в официальных документах, но было зафиксировано в воспоминаниях близких к нему людей. По словам сына П. А. Столыпина, согласно замыслу его отца, «к Польше должны были быть прирезаны, взамен отторгнутых от нее частей Холмщины, некоторые части Гродненской губернии, населенные поляками. Речь шла о части Вельского и Белостокского уездов. Таким образом была бы достигнута основная цель размежевания». На 1920 г., свидетельствовал А. П. Столыпин, намечалось даже полное отделение Польши от России.

– Господа! – пробовал примирить враждующих министр иностранных дел граф Ламсдорф, – вопрос польской государственности – это перезревшее яблоко, которое всё равно рано или поздно упадёт. Это понимают и в Вене, и в Берлине. Кто первый и при каких условиях выступит с инициативой её восстановления – тот и окажется в глазах польской общественности «рыцарем на белом коне». [6] В реальной истории 5 ноября 1916 г. в Варшаве и Люблине германский и австро-венгерский генерал-губернаторы Ганс фон Базелер и Карл фон Кук одновременно опубликовали два манифеста. От имени своих монархов они провозглашали создание «Польского королевства» И только после этого – двенадцатого декабря 1916 года Николаем II был подписан приказ № 870 по армии и флоту. В нем провозглашалось «создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей». Вот о чем идет речь!

Но всё было тщетно. Дело уже было не в Польше, а в огромном количестве нежных струн души высшей знати, за которые последний месяц бессовестно дергал император. Польша была очень удобным поводом расплатиться за это преизрядное беспокойство. Зафиксировав разногласия, стороны разошлись каждая при своём мнении, чтобы продолжить борьбу в другом месте и другими методами.

Сразу после заседания Госсовета, Владимирский дворец

– То, что вы предлагаете – абсолютно неприемлемо, – бросил на стол бумаги великий князь Владимир Александрович. – Россия может существовать только как самодержавие. Европейский способ правления моментально приведет к разрушению государства. Это дикость – парламентаризм в стране, которая одной ногой осталась в общинном строе. И только воспитание не позволяет мне прибавить к нему термин «первобытный».

– Дикость начнется, Ваше Высочество, – с поклоном собрал кинутые бумаги Витте, – когда господа Мамонтов, Шарапов и Нечволодов закончат ревизию, весь дивный самодержавный мир схлопнется для нас всех до размеров каземата Петропавловской крепости. Полторы тысячи ревизоров по высочайшему повелению денно и нощно изучают казённые траты за последние десять лет и нет ни единой возможности хоть как-то предотвратить утечку конфиденциальной информации. Дворцовый переворот в этих условиях вряд ли будет поддержан даже союзной Францией – сосредоточение власти в руках одного лица – это опять непредсказуемые династические риски, от которых они уже устали. Дворцовых переворотов может быть много. А вот смена строя на более демократический, с опорой на политические партии, уравновешивающие друг друга, связанные деловыми отношениями с Европой – это то, что может быть одобрено не только в Париже, но и в Лондоне… Особенно если в результате будет предотвращено усиление Германии в виде прирастания Польшей. Правда Британия требует ещё публичного отказа от движения на юго-Восток – к её колониальным владениям.

– Вашими устами да мёд пить, – усмехнулся великий князь Сергей Александрович. – Но мы помним историю Французской революции, где всё началось с великосветской оппозиции маркиза Лафайета, аббата Сийеса, епископа Талейрана и графа Мирабо, а закончилось якобинской гильотиной, которая укоротила на голову первых революционеров.

– Насколько я понял, – вздохнул великий князь Алексей Александрович, – господин Витте предлагает нам выбор между судьбой жирондистов и Уильяма Твида. [7] Уильям Твид – самый известный политик – коррупционер Америки XIX века – украл сумму, равную внешнему долгу США на тот период времени. Если вопрос стоит только так и не иначе, я бы конечно выбрал Жиронду…

– Наши друзья из Лондона предлагают сформировать двухпалатный парламент по типу английского, в одну из них будут входить те фамилии, список которых вы сами сформируете, Ваше Высочество… Вы и ваши потомки будут иметь наследуемые места в сенате, формируемой по аналогии с палатой лордов… Никто принципиально не возражает и против наличия монарха, как символа государства, весь вопрос только в объеме полномочий, которые должны быть перераспределены. Абсолютизм – это всё таки пережиток.

– А Вы не боитесь, господа родственники, что я, как и полагается честному офицеру, доложу императору о вашем комплоте? – подал голос великий князь Александр Михайлович.

– Меньше всего мы опасаемся именно этого, Ваше Высочество, – усмехнулся Витте, – во первых потому, что придется доложить Его Императорскому Величеству, на какие средства было построено Ваше собственное имение Ай-Тодор, эту информацию ревизоры найдут обязательно – я уж позабочусь…