Сергей Васильев - Император из стали [оптим. картинки]

– О запрете детского труда и равных правах для мужчин и жещин на работу и его оплату, – подсказала Елизавета Федоровна. – Как сказал государь Сержу, «Благосостояние страны, дорогой мой князь, измеряется не богатством высших классов, а достатком низших». Это изречение, кстати, уже напечатали «Ведомости».

– Да, – фыркнул губернатор, – теперь простолюдины готовы носить царя на руках…

– Не только они, Серж, не только, – улыбнулась Елизавета Федоровна…

– А кто еще? – подняла на нее голову императрица.

– Женщины! Огромное количество жён, сестёр и дочерей самых разных семей из самых разных сословий, которые вдруг почувствовали для себя какую-то другую перспективу, кроме дома-детей-рукоделья. Они почувствовали этот пьянящий запах новых возможностей и теперь… Мария Федоровна, ну не мне же вас убеждать, что не получится у наших мужчин удержать женщину, которая что-то твердо решила… Согласны?

– Согласна! – кивнула Мария Федоровна и решительно поднялась. – Мой сын собрал вместе всех бунтовщиков и направляется к ним на встречу. И я твердо решила ехать туда же и, если надо, защитить силой оружия моего конвоя…

– Думаю, что это не потребуется, – усмехнулся губернатор, – воодушевленные речью Никки, рабочие Зубатова тоже будут там и голыми руками задушат того, кто попытается обидеть их монарха, пообещавшего 8-часовой рабочий день, больницы, школы и образование для их детей без всяких ограничений…

– Да, – дополнила мужа Елизавета Федоровна, {8} – Никки аннулировал циркуляр Делянова [33]и объявил о казенном вспомоществовании для всех простолюдинов, желающих получить инженерное образование.

– Рабочие, охраняющие царя, – покачала головой Мария Федоровна, – Ceci est absurde. Je ne crois pas! [34]Едем!

Улица, названная в XVIII веке Моховой из-за приезжих крестьян, торгующих тут мхом, которым конопатили деревянные стены домов, в зимний солнечный январский день 1901 года гудела, как разбуженный улей. Лоточники, прижатые толпой к стенам домов, уже не предлагали свой товар, а закрыв его дерюжками и обхватив лотки руками, старались не быть затянутыми в водовороты москвичей. Извозчики, не успевшие покинуть вовремя столпотворение, слезли с облучков и держали под уздцы лошадей, прядающих ушами и нервно косящихся на людские потоки. Студенческие форменные тужурки причудливо смешивались с виц-мундирами чиновников, фуражки ижненеров – со строевыми кубанками. Настроение было приподнятое. Народ явно предвкушал зрелище.

– Нет, не проедем, – покачал головой князь Шервашидзе, вернувшись из «разведки». – Ваше Величество, может пешком попробуем? Тут всего 200 шагов.

Мария Федоровна еще раз оглядела запруженную народом улицу, кивнула и легко спустилась на мостовую.

– Только без всяких официальных церемоний! – строго шикнула она на гофмейстера, надвинув на глаза меховой капюшон.

Главная аудитория императорского университета сегодня стала свидетельницей непривычно пестрой толпы слушателей. Середину амфитеатра заняли заранее собранные тут студенты и их преподаватели – те самые зачинщики беспорядков и их общественные защитники. Некоторые были в военной форме, как раз те самые, отданные в солдаты, но изъятые и доставленные сюда высочайшим повелением. Отсюда на кафедру исходила тяжелая аура, круто замешанная на обиде, страхе и тихой ненависти. Левое крыло заполонили вездесущие курсистки и другие дамы, не обучающиеся, но явно сочувствующие этому процессу и желающие приобщиться к миру фундаментальных и прикладных наук. Тут, наоборот, атмосфера была лёгкая, весенняя, ассоциирующаяся с выразительным fleur d'orange. Справа сидела профессура, щедро разбавленная различными чиновниками, офицерами и вообще всеми, кого можно назвать «служивым сословием». На галерке видны были рабочие картузы, малахаи и изредка раздавались выражения, далёкие от академических. И напротив этого разнокалиберного и разноголосого общества, опёршись на кафедру, стоял невысокий, совсем молодой безбородый человек в полувоенном френче без знаков различия, с лицом, будто изъеденным оспинами, с интересом поглядывающий на собравшихся в зале.

Никто на него не обращал никакого внимания, принимая за местного служащего. Все ждали царя. За ожиданием обменивались последними новостями, шуточками и подначивали друг друга, стремясь спрятать за нарочитой весёлостью некоторое волнение по поводу встречи с августейшей особой. Мария Федоровна, настоявшая на своем инкогнито, с трудом протиснувшись сквозь волнующееся людское море на место, занятое для нее расторопным Шервашидзе, тоже сначала не обратила внимание на этого мужчину, пока он не повернулся, и на фоне черной грифельной доски стал отчетливо виден такой знакомый профиль…

Остолбенев от неожиданности, Мария Федоровна, не веря своим глазам, еще раз оглядела помещение в поисках положенного в таких случаях церемониального сопровождения и, не найдя его, застыла в абсолютной и глубокой прострации. Вся её жизнь, весь её императорский опыт решительно отказывался принять такую инновацию, хотя она прекрасно помнила, как её собственный муж Саша, он же – император Александр III – обожал приезжать в её родную Данию именно из-за возможности свободно побродить по тихим улочкам, не обременяя себя всем этим великодержавным эскортом, которым постоянно тяготился и старательно его избегал там, где только возможно. Да и она сама с сестрой Александрой не раз и не два сбегала из отеческого дворца в Копенгагене, чтобы, прикинувшись простой горожанкой, побродить по лавочкам и кухмистерским, послушать сплетни на рынке и прикупить какую-нибудь безделушку у лоточника… Но когда дело касалось официальных встреч, все они были на высоте положения и старались изо всех сил соответствовать понятию «символ нации» и поддерживать величие престола. А Никки сейчас, вот прямо здесь своими руками рушит всё это хрупкое здание благоговения перед монархом… Этот внешний вид… Это непривычно «голое» рябое лицо… А, ну конечно – последствия ранения… Но всё равно – ужас!..

Компьютерная реконструкция – «Николай II» без бороды. Согласитесь – можно и не узнать.

– Господа! – около кафедры появился высокий пожилой шатен в костюме-тройке, с коротко подстриженной, но пышной бородой и аккуратно зачесанными назад уже седеющими волосами над высоким лбом. Прямые брови над голубыми глазами застыли домиком, отражая то ли смущение, то ли удивление…