Кирико Кири - Тонкие грани (том 5)

— Охренеть… — пробормотал я.

— Знакомая? — раздался ехидный голос Ишкуины.

Можно было не оборачиваться — я знал, что она не в этой комнате.

— Нет, — поспешил я отбросить фотографию.

— Пиздёж, — радостно, даже немного глумливо ответила она. — Не находишь в них что-то общее?

— Они словно дети-заключённые, — нахмурился я. — Замученные дети-клоны.

— Они как скот, — ответила более цинично Ишкуина. — Замученный скот, к которому отнеслись как к скоту, вещи, машине для убийств. По сути, они и есть скот и просто пустая машина без души.

— Неправда, — сразу вспомнил я жизнерадостные глаза Сони. — Они дети. Настоящие.

— Скот.

— Да пошла ты.

— Скот. Тупой скот, которому место только на бойне, — упрямо повторила она, словно дразнящийся ребёнок. Это меня нереально начало злить, так как её оценка казалась того, кто был мне действительно дорог. И за которого я мог убить, не задумываясь.

— Заткнись, — поднял я голос.

— Куклы. Машины для убийств. Мусор. Они все мусор, который выбросили. И это ведь правда.

— Да закрой рот! — неожиданно для себя рявкнул я, обернувшись.

— Почему тебя злит то, что они куклы? Неживые куклы, которые симулируют только эмоции? Почему ты не признаешь, что они просто скот?

— Да закрой рот, тупая ты блядь! — заорал я, чувствуя, как пульсирует от ярости лицо. Как бешено бьётся сердце из-за неожиданно вспыхнувшей ненависти к этой уже мёртвой суке. — Да кто ты вообще такая?!

— Я? — захихикала Ишкуина и не ответила.

Я был вне себя. И при этом был поражён собственной ярости, которая неожиданно вспыхнула во мне.

Почему?

Я посмотрел на лежавшую на полу фотографию, в душе всё перекосило. Это лицо… замученное, озлобленное и какое-то… другое… Неужели это та самая Соня? Или это другая девчушка, которой повезло меньше? Я не знал, но глядя на совсем ещё детские лица, чувствовал, как внутри всё сдавливает. Сколько… детей… Охренеть… И я прекрасно знаю, что постигло большинство из них. Когда-то давно я смотрел программу про этих детей-клонов, про то, что с ними делали и как использовали — от трансплантаций до рабства.

Однако это было там, в телевизоре, словно в другом мире, но сейчас я видел множество этих фотографий, которые были словно безымянные могилы каждого, от которых остались лишь… фото на стене…

Я пробегал по ним взглядом, пока не наткнулся ещё на две, от которых у меня, кажется, остановилось сердце.

— Господи… — выдохнул я, протянув руки к двум фотографиям. С них таким же потухшим озлобленным взглядом смотрели две маленькие и похожие на друг друга, как две капли воды, девчонки, которые, казалось, не знали такого слова, как улыбка. Не такими я их знал, и точно не такими они были в детстве.

Это были мои сёстры. Мои родимые… сестрёнки…

Господи…

Я не мог отвести взгляда от этих лиц, таких опустошённых и в свои шесть лет постаревших девчонок, которые мне заменяли иногда мать. Которые были моей семьёй и ради которой я был готов убивать.

— Вновь знакомые сучки? А? Красотки, да?

— Да пошла ты… — прохрипел я. — Пошла ты нахуй, Ишкуина.

— Тебе не плевать? Подумаешь, куклы, ну что же ты молчишь? Согласен же, скот должен вести себя как скот. Этих двух сук тоже, наверное…

— ЗАТКНИСЬ!!! — рявкнул я вне себя от злости. Казалось, что ещё немного, и сорвусь. Глядя на эти фотографии, меня буквально драло на части и заставляло гореть всё внутри от негодования, а Ишкуина была как бензин, который подливали, заставляя меня потихоньку терять контроль.

Это мои сёстры… один взгляд на их измученные детские лица… вывел меня из равновесия. Казалось, что это выбило меня из колеи ещё больше, чем, собственно, тот факт, что они клоны. Что они прошли, прежде чем… их взяли в семью? Или это другие девочки? Такие же, как они, но другие?

На одной из фотографий стояла буква «Г», на другой «Д», да только что это значит, я понять не мог.

Это значит «Годен» и «Доработать». «Н» — «Не годен», «П» — «Прекращён». Обозначения на каждом объекте о его дальнейшей или текущей судьбе. Но есть и ещё одна буква.

Какая?

Я не удивился, когда голос преподал информацию, которую не мог знать. Я вообще, кажется, уже ничему не мог удивиться. И ошибся.

Обернись.

Я обернулся и увидел ещё одно фото, которое было приклеено к зеркалу, хотя раньше его там не было. Медленно подошёл и оторвал от зеркальной поверхности, после чего присмотрелся. На меня смотрело лицо озлобленного парня. Он глядел в объектив, но, в отличие от всех остальных, не выглядел сломленным. Уставшим, побитым, голодным и потрёпанным, но не сломленным, с каким-то упорством во взгляде. Виднелась в нём какая-то уверенность и ненависть.

«В-Д-00004» «Л» — вот что было на фотографии.

А мой взгляд сам собой перебегал с лица на фотографии на лицо в отражении, и в голове рос какой-то эмоциональный вакуум. Шок, который всё сильнее и сильнее охватывал сознание, от чего, казалось, я лишался возможности хоть как-то адекватно реагировать на безумное происходящее.

Ещё одна буква: «Л». Значит «Ликвидирован».

Я не мог оторвать взгляда от фотографии, на которой был изображён всё тот же я, но совсем ещё молодой, ребёнок, совершенно худой. И его взгляд, мой взгляд, совсем… странный, какой-то не такой, словно я смотрел в глаза не ребёнку, а взрослому. Он сильно отличался от других детей на фото.

А в голове крутилась мысль, словно заевшая пластинка, что мои сёстры и я — мы были лишь проектами, которым удалось вырваться из какой-то там тюрьмы, где проводили опыты. Эта мысль… вызывала пустоту и чувство нереальности, непринадлежности к миру, будто ты проснулся и не можешь понять — спишь или нет. И чем сильнее я над этим задумывался, тем хуже и оторваннее от настоящего мира себя чувствовал. Ведь мы были одни из… Скольких? Сотен детей? Тысяч? Скольким повезло так же, как и нам? А что с остальными? Что с остальными детьми, которые там были? Практически моими сёстрами и братьями?! Куда они делись?!

Но я знал ответ. По крайней мере, я знал, куда дели большую часть. И не думаю, что многим повезло так же, как и нам.

Хуже было то, что я чувствовал, как мир вокруг потерял свою значимость. Что-то безвозвратно щёлкнуло в мозгу, будто теперь ничего вокруг не будет прежним.

Я невольно посмотрел на свои руки — сжал их, разжал, пытаясь почувствовать хоть что-то, но… я ведь программа, да? Самоосознанная программа, способная к самоидентификации. Даже моё мышление сейчас — результат заложенной программы, направленной на какие-то определённые действия. Мои чувства — лишь заданный код, который корректирует направление. Желания и вера во что-то — код. Даже реакция на всё — тот же код. Считай, искусственно заложенные импульсы, которые вырабатывают определённые гормоны, заставляющие меня поступать именно так, а не эдак. Всё это было заложено изначально.