Елена Маринос - Пражская весна

– Город в Самарской области, переименован в честь Тольятти в одна тысяча шестьдесят четвертом году. Пальмиро Тольятти, Генеральный секретарь Итальянской Компартии, умер у нас в Гурзуфе на отдыхе. Его место сейчас занимает Луиджи Лонго.

– А поподробней?

– Тебе, Леонид Ильич всю биографию Пальмиро надо, или что-то конкретное?

– Да вот знаешь, крутится в голове что-то про стачки на автомобильных заводах, никак не вспомню.

– Давай ка я позвоню, а то, может, ты не о том вспоминаешь! – Черненко довольно потерев руки, взялся за трубку телефонного аппарата.

– Добрый день, Анечка. Мне нужна твоя помощь. Посмотри в секции ИКП раздел Тольятти. Нужно смотреть автомобильные заводы, стачки с двадцатых готов.

– Ага. Есть? – Записываю. – Черненко потянулся за блокнотом и карандашом.

– Пальмиро и Грамши организовали ряд серьезных забастовок на автомобильном заводе в Турине. Но это не помогло, владелец завода был армейский зверь. Но его в конце – концов сместили, но хозяин завода вернулся вместе с Муссолини.

– Зачем тебе забастовки на заводах? – Спросил заинтересованно Черненко. Он помнил о том, что Брежнев ездил в шестьдесят четвертом году на похороны Пальмиро в Италию.

– Костя! – проникновенно начала я. – ты же знаешь, что я увлекаюсь автомобилями.

– Ну да! – согласился Черненко.

– Мечта у меня есть, построить автозавод по европейскому образцу.

– Ну ты, а я думал ты и забыл! – выдохнул Черненко. Еще до съезда такое поручение получил Косыгин и ему в помощь Семичастный. Но что-то у них не пошло.

– Вот и я хочу понять, что там не так.

– Так позвони Семичастному! – радостно улыбнулся Черненко. Бывший школьный учитель любил манипулировать своим другом. Вернее, это Брежнев считал Черненко своим другом и часто с ним советовался.

Я помнила изистории что наши долго вели переговоры со всеми автомобильными заводами, но все поступали по-еврейски, поднимая планку за технические схемы и лицензии на максимальную высоту.

– Костя, попроси моего секретаря до завтрашнего обеда собрать всю информацию по этой теме. Вот хочу новую машину и все тут, а никто не телится.

Черненко улыбнулся, почувствовав себя очень нужным и очень важным.

Я ушла от Черненко в пять вечера, он ударился в воспоминания, мне это было на руку. Сознание настоящего Брежнева так и не проявилось. Я стала подозревать, что Брежнев перенес не только инфаркт, но и инсульт и нырнул в псевдокому. Когда сознание Брежнева выйдет из своих тайных закромов, мне придется не сладко. Значит, нужно сделать как можно больше.

Я решила дать Галине время на перевозку вещей и просто каталась по Москве со своим телохранителем – чекистом. Поскольку я все же жила в Питере, а в Москве никогда не была, мне было все интересно. Проехали мы и мимо открытого бассейна, который Ельцин так удачно снес и стал строить Храм Христа Спасителя. Мне было жаль бассейн, ведь он действительно приносил пользу и зимой с подогревом и летом. Надо посмотреть генплан Москвы, чтобы забацать еще пару таких бассейнов. С другой стороны, если церковники так настаивают на восстановлении Храма Христа Спасителя, построить бассейны, а потом предложить ход конем – стройку по подписке. Ведь во времена Империи этот храм так и строился.

Дома, на Кутузовском, меня ждал поздний ужин и просьба внучки Брежнева рассказать сказку. Пришлось рассказывать про Курочку Рябу и золотое яичко.

Понедельник с утра у меня не задался. Пришла Фурцева, вся пышущая гневом. Министр культуры бегала в нервном припадке по кабинету и чуть не впечаталась в мою гербарную стену.

– Екатерина Алексеевна, ты сегодня не в духе. Сядь на стул, вон он возле аквариума. Вздохни три раза, я буду считать, а ты дыши.

– Раз, два, три, четыре, О – ООМ, Пять, шесть….

Я погружала ее в транс, единственный министр-женщина была в том рабочем состоянии. Да и я забыла про нее. Хотя именно от нее зависели все вшивые интеллигенты из творческой среды.

Прошло некоторое время и Фурцева действительно впала в транс. Я этого не ожидала, но надо было узнать, что взбесило единственную даму-министра.

– Екатерина, ты слышишь меня?

– Да!

– Можешь говорить?

– Да!

– Что тебя возмутило?

– Эти ленинградские музыкальные диссиденты, от надо избавиться!

– Какие диссиденты?

– Джаз-банды, они обнаглели, не уважают советскую власть!

– Они выходили на Дворцовую площадь и требовали изменения конституционного строя?

– Нет!

– Они много себе позволяют, эти грязные саксофонисты играют Луи Армстронга.

– Я люблю и уважаю Луи Армстронга.

Фурцева поперхнулась.

– Вы?

– Да, я не имею ничего против Луи Армстронга, джаз – это такая же музыка, как и все остальное.

– Но как же, мы их постоянно гнобили, поскольку они не соответствовали линии партии.

– Партия решала другие задачи. Сейчас другое время.

– Вот что вы знаете о Фиделе Кастро?

– Это Вождь кубинской революции, друг Советского союза.

– Дорогая Екатерина, кубинский джаз – разновидность их местного фольклора. Мы же не хотим испортить отношения с Фиделем, только из-за того, что вам не нравится их народная музыка?

– Не хотим, – как эхо отозвалась министр культуры.

– Поэтому что мы сделаем?

– Что мы сделаем? – спросила Фурцева.

– Мы дадим возглавить ленинградцам джазовое движение, а то будет некрасиво, приедет Фидель к нам в гости, а какие – то козлы диссиденты начнут вопеть, что вы не даете сыграть кубинский фольклор. Какой позор будет.

– Да будет позор. Команданте обидится. – Согласилась со мной Фурцева. Она уже понемногу отходила от транса.

Я подошла к ней достаточно близко и установила контакт глаза в глаза.

– Фидель любит фольклор и джаз тоже. – И щелкнула у нее перед лицом пальцами.

Голова министра культуры дернулась, глаза приняли осмысленное выражение.

– Итак, на чем мы остановились? – спросила я ее мягко.

– Фидель Кастро любит кубинский фольклор и джаз.

– Правильно. А что это значит для нас?

– Что значит? – недоуменно переспросила Фурцева.

– Дорогая Екатерина Алексеевна, это означает, что вы в Ленинграде делаете все, чтобы у нас появились джаз-бэнды. И чтобы это было визитной карточкой Ленинграда.

– Екатерина Алексеевна, мне от вас не сатраповские гонения нужны, а культурная столица – Ленинград нужна.

– У нас столица Москва! – с вызовом произнесла Фурцева.

– Москва – столица всей страны. В Москве работать на благо советского народа. А вот если сюда втиснуть культуру, то будет перебор. Поэтому все культурные мероприятия должны проходить в городе Ленина. Пусть там собираются самые бунтарные революционеры от культуры. Мы им препятствовать не будем, а сделаем огромную площадку, чтобы они не расползались по стране. Только в Ленинграде!