Владимир Малыгин - Если боги за нас! [litres]

Размышления прервал показавшийся на пороге хозяин. Подошёл, виновато наклонил голову:

– Сеньор, прошу прощения, мне надо в лавку сходить. В доме пусто. Я быстро обернусь.

– Хорошо. Послед, отправь бойцов с капитаном, чтобы глупостей нигде не наделал, да пусть осмотрятся в лавке, прикупят там чего-нибудь к столу. А мы с тобой тут пока подождём, во дворе.

Проводил взглядом резко побледневшего мужчину, почти непрерывно оглядывающегося на меня, дождался, пока не скроются за домами, прошёл к дому, остановился на пороге.

– Боярин, ты бы не заходил внутрь, – на всякий случай предостерёг Послед.

– Да и не собираюсь. Так, посмотреть хотел, как люди живут.

Глаза привыкли к сумраку внутри помещения, кое-как разглядел то, что можно было увидеть через дверной проём. Нет, у нас дома лучше, гораздо лучше. Во всём.

Ладно, подождём пока. В хижине тишина, ни звука, замерли как мыши, боятся, вот и не надо на них большей жути нагонять, посидим лучше на улочке, на лавке. Которой, впрочем, нет. Вместо неё, похоже на то, вот эти валуны используются. Ну да, верхушки стёрты, даже немного отполированы. Присел, камень за день нагрелся, ещё не остыл, сидеть комфортно.

Огляделся. Первое впечатление не подвело. Двор хоть и чистый, да пустой. В сараюшке курицы изредка вскудахтывают, крыльями бьют. Небольшая, кстати, сараюшка, чуть больше моей каюты на струге и значительно меньше той, которая была у меня когда-то на шхуне.

А сам жилой дом маловат, чуть больше курятника. Потом посмотрю, что и как там внутри, хотя особого желания всматриваться нет. Отсюда вижу земляные полы, а это значит, что блох хватает, и ещё неизвестно, что ещё из ползающей и прыгающей заразы внутри может быть.

Хорошо ещё, что на окраине домишко находится, меньше тут всякой гадости, а вот ближе к центру, там да…

Вернулись бойцы с корзинами в руках, сразу же бросилось в глаза виноватое, смущённое лицо капитана.

– Неждан, Орех, почему обе руки заняты? – опередил меня с вопросами Послед.

Бойцы поставили корзины на утоптанную землю, подождали, пока хозяин с ношей скроется в доме, и только тогда ответили.

– Вокруг спокойно, корзины скинуть недолго, а оружие вот оно, под рукой.

– Долг у жёнки капитанской в лавке скопился, мы заплатили. Ну и прикупили чего побольше из еды, дитёнка побаловать, – продолжил второй боец.

– Понятно. Корзины-то занесите тогда.

А воин мнётся, что-то сказать мне хочет. Помочь ему или не надо? Нет, смотрю, решился, собрался с духом.

– Боярин, может, мы того, на воздухе останемся? Как-то нет никакой охоты в эту тесноту идти.

– Ты думаешь, мне хочется внутрь? Ошибаешься. Ладно, оставайтесь, я один пройду.

Тут как раз на пороге и хозяин объявился. Посмотрел вопросительно, в дом позвал.

Шагнул за ним. Со света опять пришлось привыкать к тяжёлому сумраку тесного помещения. Привык. Осмотрелся. Одна большая комната. Слева что-то вроде кухоньки с небольшим очагом из камня, даже труба дымовая есть, стол в центре и широкая лавка у противоположной стены. Дочка, видимо, спит на той лавке у маленького оконца. Тишина в доме, ни звука. Что уж успел наговорить хозяин своей супруге, не подслушивал, но не нравится мне такая обстановка.

Сразу видно, как поникла под тяжёлым известием женщина, сгорбилась, руки повисли безжизненно. И лицо без малейшего проблеска эмоций, в глазах плещется даже не отчаяние, а мёртвое равнодушие. Даже и не равнодушие, а – ничего. Нет там ничего, даже признаков жизни нет. Пустота плещется. Зомби. И две маленькие ручонки, обхватившие маму за бёдра, вот и всё, что осталось от дочки. Прячется.

– Мир этому дому. Бодуэн, ты что супруге наговорил? Зачем так запугал? Зря.

– Правду рассказал. Всё как было. Да и зачем скрывать? Слухи быстро разойдутся.

– Погоди. Не понял я что-то. Ты жив? Жив. Что ещё надо? Всё остальное ерунда.

– А жить дальше как? Семью чем кормить? Корабля нет, груза нет, а за него мне рассчитываться придётся. Так что и дома у меня, считай, нет… – Теперь и хозяин выглядит точно так же, как и жена. Сгорбился, поник, бочком протиснулся мимо меня к супруге, обнял за плечи. Детская ручонка переместилась с материного бедра на отцовское.

– Раньше надо было думать, когда решил нас ограбить. Теперь-то уж чего жалеть, поздно. Радуйся, что жив остался. И стол-то накрывайте, я ведь и рассердиться могу.

Зашевелились, на столе появился только что купленный хлеб, мясо, зелень. Запахло какой-то жареной дичью, но не курицей, та по-другому выглядит.

– Что за птица?

– Фазан. Есть ещё хорошие жареные куропатки в корзине, гусь фаршированный, колбаски кровяные, сыр…

– Ты не спеши всё на стол выкладывать, – перебил я его. – Мне много не надо. Куропатку одну попробую, и хватит, зелени вот ещё немного к ней и… лепёшку. А всё остальное вам останется.

Прошёл к столу, придвинул лавку, основательно уселся, требовательно посмотрел на хозяев. Лавка чистая, скоблёная, хорошо. Зашевелились под взглядом, задвигались, подали требуемое, вытащили из одной из корзин широкую бутыль, вопросительно посмотрели на меня.

– Вино? Какое?

– Наше это, местное. Как раз такое же я на продажу вёз… – опять понурился капитан.

Однако на судне он побойчее и посмелее был. Семья расслабила? Похоже.

– Садитесь, поговорим.

Присел хозяин на корявый стул напротив, жена так и осталась у очага стоять. Руки только на поясе под передником сложила. И дочка головёнку у неё из-за… ну пусть будет спины высовывает, в запахи внюхивается, словно мышонок. Не пойдёт так, не полезет мне кусок в горло.

– Тебя как зовут? Труда? – посмотрел на женщину.

– Гертруда, сеньор. Трудой только муж называет, – тихо ответила женщина. Даже уже не хозяйка. Принесённые мужем горестные вести лишили её какого-то внутреннего стержня. Ещё надломится…

– Хорошо. Гертруда, садись рядом с мужем. И не смотри на него, это мой приказ, и не вздумай ослушаться. Вот так, хорошо. Бодуэн, дай-ка жене вон того цыплёнка. Что? Не цыплёнок это? Да какая разница? Дай ей эту птицу, всё равно, как она там называлась, когда ещё живая бегала. Теперь же это просто кусок вкусного мяса. А ты… Как дочку-то звать? Верта? Вот и хорошо. И её за стол к себе на колени возьми. Да подложите ей всякого вкусного побольше, не бойтесь. Вот, другой разговор! – обрадовался, когда маленькие зубки вгрызлись в коричневую пупырчатую шкурку. Только вот зубиков не хватает, редкие зубики-то. Но да ладно. Постепенно голод взял своё. Какими бы ни оказались принесённые в дом вести, а кушать хочется всегда.

Посмотрел я тут краем глаза, почему у Гертруды фартук был запачкан. Это она что-то вроде теста замешивала, печь собиралась. Шкафов в доме как таковых не было, только узкие полки на стенах кухонной половины, да деревянные же лари, ну или сундуки, кому как удобно называть. Так что всё на виду.