Михаил Ланцов - Генерал Империи [litres]

Но скорость передачи приказов оказалась невысокой. В то время как наступление русских штурмовиков – напротив, очень стремительным. Поэтому первые взрывы начались, когда бронеавтомобили, бронетранспортёры и грузовики начали перекатываться на противоположную сторону. Они бы и раньше включились в дело, если бы наступление шло как положено – пехотой. А так – непонятно на какую дистанцию наводиться и чем стрелять. Всё слишком быстро разворачивалось.

И уже через пару минут к празднику жизни подключились батареи русских 75‐мм орудий. У них ведь имелись в каждой батарее по штабной машине с постом наблюдения. Этот пост представлял собой поворотную платформу с круговым вращением. Там имелось кресло для одного наблюдателя, вращающего платформу педалями, трёхметровый морской стереоскопический дальномер и двухтрубная акустическая установка. Штатно она предназначалась для зенитного огня. Ведь эти 75‐мм пушки были тяжёлым зенитным средством корпуса. Но имелась и вспомогательная функция. Такие посты могли связываться воедино с помощью полевой телефонной связи и по методу триангуляции наводить орудия дивизиона на выявленные по звуку батареи противника. Одна из батарей в этом случае выступала головной – команда её штабной машины производила счисления, а две другие – выполняли роль сателлитов. И вуаля. Буквально в чистом поле, на ровном месте, без всякой дополнительной разведки, дивизион мог сам себя обслужить и навести на цели.

О том, что у болгар есть ещё артиллерия, Меншиков догадывался. Поэтому изначально развернул весь дивизион в контрбатарейную конфигурацию. Которой и управлял первоначально посредством выдвинутых вперёд бойцов в камуфляже – артиллерийских корректировщиков. Но штабные машины бдили. И как только с закрытых позиций заработали батареи болгар – засекли их, вычислили положение и ударили ответным огнём. Шрапнелью. Чтобы покрыть как можно большую площадь за минимальное количество выстрелов. Вряд ли болгары успели отрыть щели и прочие укрытия для артиллеристов. Они, вон, и для первой линии пехоты ничего толком не накопали.

– Ваше Величество, – чуть треснувшим голосом произнёс генерал, – нам нужно уходить.

– Что? – с отрешённым видом ответил Царь, наблюдавший за разгромом второго эшелона артиллерийского прикрытия.

– Уходим! Ваше Величество! Скоро здесь будут русские.

– Но… – хотел было что-то возразить Фердинанд, но махнул рукой, нервно сплюнул и стремительно покинул свой пост управления. Битва была проиграна. И, судя по всему, совершенно безнадёжно. Эта армия была совершенно нового типа. Он не знал, что ей можно противопоставить.

Тем более что по всему фронту бойцы бросали позиции и бежали. И пехота, и артиллеристы, и тыловые. Бегство с каждой минутой нарастало, превращаясь во всеобщее. Оно бы и раньше началось, но болгарская армия, будучи продуктом Первой мировой, очень медленно управлялась. А развернуть полевую связь просто не успели. Специалистов и провода не хватало, и взять их столько сразу было неоткуда.

И уже четверть часа спустя войска русского корпуса стали втягиваться в Софию. Удивительно тихий и спокойный город.

Задерживаться в Софии не было никакого смысла. Царь сбежал. Администрация, узнав, что русские в городе, тоже. Поэтому особенно делать в Софии было нечего… долго, во всяком случае.

Меншиков прошёлся по Царскому дворцу, собрав все значимые ценности и реликвии. Заглянул в прочие государственные учреждения, изымая золото, серебро и различные ценные бумаги. Наличность бумажную тоже прихватил.

А потом его бойцы посещали зажиточных горожан, поддерживавших режим, и выкупали у них ценности на эти бумажки. Мало кто пошёл бы на такой шаг в обычных условиях, но противиться «доброй воле» вооружённых до зубов людей никто сильно не рвался. Так, изредка возмущались. Но больше для того, чтобы сохранить лицо. Потому как задерживаться в столице Болгарии никто из сторонников режима не планировал. Всем было очевидно: взлом фронта, разгром заслона в полевом сражении и бегство Царя – это почти верное вторжение сербов. А с ними у болгар старая и острая вражда… конкуренция за доминирующее положение на Балканах. И уж они-то так мягко обходиться не станут. Поэтому состоятельные люди брали наличность, сдавали золото, серебро, картины, скульптуры и прочее. После чего «делали ноги» с этими кофрами, под завязку забитыми «резаной бумагой».

Максим же погрузил, что мог, на грузовики корпуса и выдвинулся дальше – на Стамбул. Ведь из Софии туда фактически прямая дорога. Что не смог загрузить, кстати, сдал на сохранение по описи в местные банки, чем гарантировал их безопасность. В определённой степени. Грабить отделения банков, где хранилось имущество Меншикова, сербы не рискнули бы.

От Софии до Стамбула вела хорошая дорога, позволяющая нормально и быстро туда добраться. Не асфальтированное шоссе, конечно. Но добротная дорога старого типа. Просто утрамбованная насыпь с каменными мостами. Если не сильно «гнать», то вполне сойдёт. Главное – что дорога была достаточно ровной и представляла собой довольно широкий тракт. Широкий по меркам того времени, разумеется. В общем – отличный выбор. Всяко лучше, чем по горам кататься. Но была в этом благостном выборе и сложность одна. А именно, Эдирне, известное в былые времена как Адрианополь, и турки возле него…

Поняв, что Меншиков взял Будапешт и движется на юг, в руководстве Османской Империи пришли к выводу: он идёт на Стамбул. Это было несложно.

Русских с самого начала их истории связывали особенные отношения с этим городом. Ещё с тех времён, когда они оформились в единый народ, будучи массой разных номинаций под руководством вождя-дана и его дружины. Дальше – больше. Вражда сменилась любовью, и оказалось, что восточнославянские княжества прочно вошли в орбиту культурного влияния Византии. А потом, после завоевания старинного Царьграда османами, русские столетиями грезили его освобождением. Что в особенно яркой и болезненной форме проявлялось последние полтора века. Со времён Екатерины II Великой. Стамбул был для Имперской России к началу 1914 года идеей фикс, как и его освобождение. О чём в Великой Порте прекрасно знали. Поэтому закономерно оценили рывок Меншикова на юг как острейшую угрозу для своей столицы.

Ключом к Стамбулу со стороны Балканского полуострова уже больше полутора тысяч лет оставался Эдирне или, как его раньше называли, Адрианополь. Он играл такую же роль, как Смоленск для Москвы. Вот туда-то османы и стали стягивать все свои силы, которые удавалось в сжатые сроки перебросить.

И, в отличие от болгар, к делу они отнеслись очень серьёзно. Более того – у британцев и французов имелись бронеавтомобили. Да и вообще – после событий 1914—1915 годов в армии Великой Порты появились средства борьбы с бронетехникой. И гранаты, и крупнокалиберные винтовки, и малокалиберные пушки, благо старых 37‐мм и 47‐мм Гочкисов на их флоте хватало. Для моря они уже устарели, на суше же могли ещё послужить. Поэтому их ставили на примитивные кустарные лафеты и направляли в войска. По большей части к Суэцкому каналу для противодействия британским и французским бронеавтомобилям. Однако и в столичном арсенале их было немало. Их ведь там и изготавливали.