Сергей Васильев - Стальная империя

Ленин согласно кивнул, продолжая выжидающе смотреть на Дзержинского.

– Второй пункт программы Манифеста – высокий прогрессивный налог – тоже введен! Причем невиданная нигде больше в мире ставка 50 % налога на прибыль от спекуляции и ростовщичества равнозначна запрету и того, и другого.

Согласились все, сидящие в купе. Нелюбовь к процентщикам была всеобщей и повсеместной.

– Третий пункт – отмена права наследования, как видите, тоже сокращен кардинально. Наследование титула – это, знаете ли, вековая база высшего света и невозможность передавать его по наследству производит еще не оцененную перестройку общества… Впрочем, вам, как дворянину…

– Меня это не интересует, – нервно поморщился Ленин. Дворянство и революция, дворянство и бесклассовое общество плохо вязались между собой и создавали для него постоянный дискомфорт при общении с «низшими сословиями».

– Как скажете. Продолжим. Пункты 5, 6, 7 – централизация кредита, транспорта и увеличение числа государственных фабрик также происходят у Вас на глазах. Столыпин это поддерживает двумя руками, ибо управлять лоскутным одеялом невозможно. Одинаковая обязательность труда – пункт 8 – вытекает из ликвидации всех и всяких синекур, в первую очередь великокняжеских, благодаря этому бюджет уже сэкономил миллионы рублей. Соединением земледелия с промышленностью, стиранием границы между городом и деревней – пункт девять – занимается денно и нощно Александр Николаевич.

Балакшин привстал и церемонно поклонился, чуть не смахнув своей бородой стаканы с остывшим чаем.

– Ну и наконец, пункт 10 – общественное и бесплатное образование всех детей. Вы прекрасно знаете количество манифестов и указов на эту тему, а я лично ежемесячно открываю казенные школы и интернаты для малообеспеченных и беспризорных…

– И какой вывод из всего вышесказанного?

– Простой – то ли провидением Всевышнего, то ли влекомое непреодолимыми обстоятельствами, но царское правительство России, начиная с первых дней ХХ века, кирпичик за кирпичиком строит именно то здание, которое описал в своем манифесте Маркс. Я перечислил все пункты. Добавлю, что, призывая « централизовать все орудия производства в руках государства », основатели марксизма предупреждали: это может « произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения ». Вот наш самодержавный тиран и централизует орудия производства в руках государства путем достаточно деспотического вмешательства. Все строго в соответствии с «Манифестом коммунистической партии». И это, кстати, главная причина, по которой я принял предложение участвовать в работе комиссии графа Толстого и вообще остался в России, а не уехал в Польшу или в вашу вотчину – Финляндию.

– Революционный царь? Смешно!

– А что вас смущает? Если есть революционный капиталист Энгельс, революционный дворянин Ульянов и даже революционный князь Кропоткин, то почему не может быть революционным император? Тем более, что революция – это просто переход от менее эффективной модели отношений к более эффективной. Все хотят в светлое будущее, Владимир Ильич, никто не желает прозябать в темном прошлом, – резюмировал Дзержинский и, прислонив голову к мягкой обшивке, прикрыл глаза, явно не собираясь продолжать дискуссию.

– Вы хотите знать, что меня смущает? – Ленин вскочил и попытался ходить взад-вперед по купе, – меня смущает притягивание за уши случайных… да-да, я подчеркиваю, случайных результатов действий царской администрации к плану системных революционных преобразований, которые под силу только одному классу, ведомому партией, готовой взять на себя ответственность за самые радикальные изменения в жизни общества! А вы? А в буржуазной и тем более в клерикальной среде есть хоть кто-то, кто способен взять на себя такую ответственность?

– Феликс Эдмундович! – всплеснул руками Балакшин, – вы просто обязаны показать Владимиру Ильичу свой проект закона об ответственности политических партий и политиков!

– Какой проект? – живо сверкнул глазами Ленин.

– Закон, предусматривающий полную материальную ответственность и уголовное наказание за невыполнение предвыборных обещаний… Как там у вас было… «О запрете пустых политических лозунгов!» Феликс Эдмундович, просим!..

Столыпин нашел начальника контрразведки ротмистра Лаврова в специально выделенном под его службу сдвоенном купе. В прокуренном насквозь – хоть топор вешай – походном кабинете Владимир Николаевич корпел у бюро, как заправский картежник, раскладывая пасьянс из агентских визиток, похожих по размеру и «рубашкам» на обычные игральные карты. Когда император своим указом снял обязательное условие набирать сотрудников среди потомственных дворян, его скромное «разведочное отделение» из 12 человек всего за год разрослось до совершенно фантастических размеров в четыреста сотрудников. Осталось количество превратить в качество. А вот с этим была проблема. Специализированных учебных заведений, где учили «на контрразведчика», в России не существовало. Неоткуда было взяться и соответствующим преподавателям. Да что там учителя! Традиции этого загадочного ремесла в начале ХХ века были крайне размытыми и рыхлыми. Не справляясь с ворохом навалившихся проблем, Лавров одно время настолько отчаялся, что подал императору рапорт с просьбой о переводе в армию, но был вызван и… аудиенция затянулась на семь часов. Владимир Николаевич вышел из кабинета монарха совсем другим человеком. Проблем меньше не стало, но они уже не громоздились в голове ледяными торосами, а были уложены в элегантные штабеля, в строгой очередности, а в портфеле лежал конспект, который вполне мог быть озаглавлен жителем XXI столетия, как «Организация контрразведки для чайников».

Услышав в соседнем купе голос Столыпина, ротмистр досадливо поморщился – опять не успел разобрать картотеку, но быстро свернув «колоду карт», закрыл крышку бюро и скорым шагом направился в импровизированный штаб.

– Пётр Аркадьевич, прошу прощения…

– Ну что Вы, Владимир Николаевич, это я к вам ворвался без стука. Просто решил, что идти сейчас через два вагона к себе в кабинет мимо вашего купе, а потом там вас дожидаться как-то слишком церемонно. Вы ведь не по протокольному вопросу?

– Нет, по оперативному. Если коротко, то на вас готовится еще одно покушение, если мне не изменяет память – четвёртое, но теперь по нашему ведомству.