Михаил Алексеев - Стилет для «Тайфуна» [litres]

На другом конце провода положили трубку.

Цанава нажал кнопку связи с секретарем и коротко бросил в нее:

– Машину и охрану! Срочно!

И стал надевать портупею.

Войдя в штаб Объединенной группировки войск, он ощутил царившую в атмосфере тревогу. Мысленно прогнав в голове информацию по сегодняшнему дню, Цанава не обнаружил ничего из ряда вон выходящего. По крайней мере того, что касалось зоны его ответственности. Встретивший его дежурный проводил его не в кабинет представителя президента, а в оперативный центр, оборудованный союзниками по последнему слову их техники. Это было рабочее место оперативного дежурного, в подчинении которого целый штат подчиненных круглосуточно принимал, собирал, систематизировал и анализировал информацию обо всем происходящем вокруг Особого района и в нем самом. Цанава уже был тут, когда началась операция армии Ершакова. Его тогда поразил огромный экран, на котором отображалась вся обстановка вокруг Особого района до границ дальности технических средств разведки союзников. И вот на этом экране медленно ползли по обозначенным на карте дорогам красные извилистые червяки дивизионных колонн армии. На пути у них и вокруг появлялись синие точки вражеских подразделений, угасающие по мере уничтожения артиллерией или боевыми подразделениями дивизий. Это была завораживающая картина! Тогда тут было многолюдно – присутствовало командование с обеих сторон плюс штаб 20-й армии. Хотя обычно в этом помещении людей немного – в основном все вопросы решаются по связи. Но сегодня явно был необычный день. Войдя внутрь Центра, Цанава обнаружил почти все руководство союзников. Уже за комиссаром в дверь вошли командир вертолетного подразделения и командир подразделения ФСО, отвечающего за охрану и оборону Портала со стороны Российской Федерации. Увидев комиссара, представитель президента России, стоявший в окружении военных, поспешил ему навстречу и, еще пожимая руку, перешел к делу:

– Еще раз здравствуй, Лаврентий Фомич! Коротко, время очень дорого! Оператор дрона при стандартном облете немецких позиций вокруг Особого района заснял вот это! Запись! Быстро!

Повинуясь его команде, через секунды на экране вместо карты пошли кадры съемки видеокамеры дрона – проселочная дорога, перелески, на дороге группа людей под охраной. Камера приближает изображение, группа – это гражданские. Женщины, дети всех возрастов – от грудных до подростков, и старики. Ведут их, судя по форме, эсэсовцы. Пара стариков – видимо, муж с женой – отстают. Помогать им немецкие солдаты не позволяют. Старик падает от изнеможения. Женщина пытается его поднять. Офицер, наблюдающий за этой сценой, машет рукой, и автоматчик перечеркивает обоих одной очередью. Остальных гонят дальше. Еще кадры. Другая колонна. Здесь обходится без стрельбы, хотя идущие сзади солдаты пинками подгоняют отстающих. Еще колонна. И еще.

– Что это?

Голос комиссара проскрипел металлом.

– Их ведут вот сюда!

Снова возникла карта.

– Деревня Двоевка. У нас есть серьезные основания считать, что это акция наподобие плана «Буффель». Данных радиоперехвата на эту тему у нас нет. Но немцы стали гораздо осторожней в радиопереговорах. В любом случае нам нужно действовать, и немедленно!

– Я готов предоставить все, чем располагаю. Я так понимаю, у вас уже есть варианты?

За разговором они переместились к столу оперативного дежурного, и все находившиеся в Центре начальники служб, отделов и командиры подразделений собрались вокруг них.

– Наметки, сделанные, можно сказать, на ходу или на коленке. Но это лучше, чем ничего. Итак. По прямой туда тридцать километров. По дороге – все пятьдесят наберутся. Поэтому мы можем успеть только воздухом. Официально нам запрещено использовать вертолеты днем – опасно! Но других вариантов нет. Ответственность я беру на себя. Как говорят военные, меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют. Если что, Лаврентий Фомич, на войну возьмешь?

Александр Викторович нервно хохотнул.

– Извини! На нервах. Разное бывало, но чтобы вот так! Чтобы от меня напрямую зависело столько жизней – ни разу. В общем, мысль такова. Вертолетами забрасываем спецназовцев в Двоевку. Задача – отбить гражданских и продержаться до подхода основных сил. Но! Первое «но». Вертолетов четыре штуки. Экипажи сейчас готовятся к вылету. Командиру вертолетчиков ставится задача. Поднять они могут семьдесят бойцов. Даже если я отдам всех свободных от смены из подразделения охраны Портала – людей не хватит.

– Половина! Половина – моих, тридцать пять человек пойдут.

– Годится. Далее! Нужно чем-то прорываться к Двоевке. Чтобы поднять мотострелковую бригаду на той стороне и пропихнуть ее через портал, понадобится не один час. Далеко не один. Спецназовцы столько не продержатся, а с гражданскими уйти не смогут. Вся надежда на тебя.

– Минуту! Звоню. Красноштанов! Пулей в оперативный центр! Я жду!

Далее Цанава поднял по тревоге подразделение осназа НКВД, охранявшего Портал со стороны СССР, и вызвал его командира. План начал обрастать деталями. Пока ждали вызванных, появилась мысль прикрыть вертолеты авиацией Захарова. Вызвали и его. И тут же по предполагаемому маршруту отправились дроны – разведывать, на огневые позиции начали выдвигаться батареи артиллерии и РСЗО – давить разведанные потенциальные опасности в пределах их дальности. Конкретные задачи ставил седой генерал из Генштаба РФ. Цанава просто подтверждал его полномочия.

Прибывшему комдиву НКВД был задан простой и прямой вопрос: сколько экипажей освоило Т-55 и боеспособен ли мотострелковый батальон на БМП? Для уточнения был вызван командир танкового полка дивизии. По прибытии он же был назначен командиром батальонной тактической группы – БТГ – в составе танковой роты из десяти Т-55АМВ и мотострелкового батальона на БМП-1. Союзники добавили одну машину разграждения ИМР-3М и почти два десятка бронированных автомобилей «Тайфун», планировавшихся для вывоза спасенных. Готовность выхода БТГ – два часа. Вертолеты должны были быть в готовности подняться через тридцать минут. По данным с дронов, примерно к этому времени немцы должны были пригнать людей в Двоевку. В ней, кстати, полицаи в школе досками заколачивали окна. А в колхозном амбаре, стоявшем с раскрытыми воротами, окон не было изначально.

Старшина был нелюдим. Таким он был всегда – сколько помнил себя. А помнил себя самое раннее беспризорником. Это отчетливо. Отца не помнил совсем. Был ли он? Отрывками – какая-то женщина, наверное, мать, они куда-то едут, торопятся. Потом какой-то сарай или заброшенный дом, она лежит на каком-то тряпье, красная, вся горячая, что-то бормочет в бреду. Он рядом, под боком. Острое чувство голода и страха. Потом она затихла, стала белой и холодной. Он плакал, но не отходил от нее. Пришли какие-то подростки и увели его с собой. Так он стал беспризорником. Уже там он отличался молчаливостью. Даже когда с остервенением бился за свою долю при дележе украденного – бился молча. Когда облава ОГПУ накрыла их – молчал на допросах. Правда, их не били. Просто опросили, кого смогли, и отправили в детдом. Там он глянулся человеку от ОГПУ, курирующему их учреждение. Так он попал в ряды чекистов, пройдя весь путь от рядового бойца спецподразделения до командира группы – старшины ГУГБ НКВД. Специализация – разведывательная и диверсионная деятельность. Официально подразделения не существовало – профиль управления, к которому оно было приписано, был совершенно другим, но с началом войны навыки и умения бойцов стали востребованы. Группу старшины прикрепили к комиссару ГБ Цанаве.