Сергей Тамбовский - Шпана

– Ну чё, может хватит? – спросил я на всякий случай, не ожидая положительного ответа, его и не последовало.

Вместо ответа он отчаянно замесил обеими руками поочерёдно, надеясь, что хоть один удар да попадёт куда-нибудь в цель. Но я аккуратно уклонялся в обе стороны и вниз, так что силы он расходовал совершенно напрасно. Один раз он сумел задеть мою скулу скользячком, потом мне всё это надоело и я элементарной передней подножкой швырнул его на пол, который был каменным, хотя и подстеленным немного соломой. Ванька на полминуты выключился из текущей реальности, так что я даже немного испугался, но сломал ли он чего важного при падении, но видимо сломать он ничего не сломал, а просто сильно ударился. Я протянул ему руку, поднял и посадил на нары, их тут много было понаставлено.

– Ну ты как, живой? – спросил я его, – ещё будешь меня учить или хватит?

Он потряс головой, потом лег на нары лицом к стене и в разговоре более участия не принимал, да и не очень-то и хотелось. Но взамен мне пришлось выдержать форменный допрос одного из местных сидельцев, который поманил меня пальцем в дальний угол, его мигом очистили посторонние… эге, видать это местный смотрящий, подумал я и поэтому пошёл за его пальцем без лишних вопросов.

– Дерёшься ты хорошо, – вот так начал он достаточно издалека, – только поясни, пацанчик, какое отношение ты имеешь к Сулейке и Серафиму? Народ сильно волнуется… меня Гвоздём кличут, я здесь за старшего, – пояснил он таки про себя.

– Ну вот смотри, Гвоздь, – ответил я, немного помолчав, – на небе есть бог… есть ведь?

– Знамо есть, – удивлённо ответил он.

– А люди на земле суть отражения этого бога…

– И дальше что? – непонимающе переспросил Гвоздь.

– А то, что не много ли ты знать хочешь? Я ведь расскажу, но потом тебе с этим как-то жить придётся…

– Что, такое страшное расскажешь?

– Страшное-не страшное, но и приятным это не назовёшь… меня например два раза из петли вынимали после того, как я ту истину узнал…

– Ну я не слабее тебя, – подумав, отвечал Гвоздь, – валяй, выкладывай свою истину.

Ну надо ж, храбрый какой попался, подумал я, придётся наплести ведь ему с три короба, а то не поверит. И я, вздохнув, наплёл ему именно с три короба и ни коробочкой меньше, вспмнив кое-что из эзотерической литературы 21 века. Смотреть на него после этого было больно… минуты три, потом он отошёл и продолжил:

– Допустим я тебе поверил, тогда уж расскажи, что с нами всеми дальше будет, если ты такой просветлённый.

– С вами это с кем? Со всеми вообще-то по-разному будет, конкретно же про тебя могу сказать следующее…

И дальше я выдал ему прогноз на его последующую жизнь, на 5–6 примерно лет… выслушал он это достаточно хмуро, а потом перескочил на другую тему:

– Где драться-то так научился?

– Когда по Волге вниз сплавлялся в прошлом годе, – соврал я, – у нас в команде китаец один затесался, он и научил.

– А меня научишь?

– Какие вопросы, Гвоздь, конечно научу, только не здесь же – вот выйдем на волю, тогда уж.

А потом все спать улеглись, мне, как заслужившему уважения общества пацану, выделили нижнюю шконку, не возле окна правда, но и не рядом с парашей. И посреди ночи был мне такой сон… а может и явь, сложно было определить – из тёмного угла камеры выплыл, покачиваясь и покручиваясь вокруг вертикальной своей оси, атаман Сулейка в полном боевом облачении и подплыл к изголовью моей шконки.

– Ну привет тебе, Санёк, – сказал он, усмехнувшись в вислые рыжие усы.

– Здорово, Афанасий, коль не шутишь, – ответил я, – а ничего, что другие сидельцы тебя сейчас увидеть могут?

– Не волнуйся, не увидят они ничего, кроме того, что я им захочу показать, а я ничего не захочу, – отвечал Сулейка, пристраиваясь на краю шконки, – ну рассказывай, как ты до такой жизни дошёл, что ночуешь в тюряге?

Я тоже сел, прислонился к холодной стенке и поведал всю свою одиссею последних трех дней. Сулейка очень внимательно слушал, а по окончании одиссеи подвёл, так сказать, итоги и подбил бабки:

– Значит, говоришь, подставили тебя мы с Серафимом?

– Есть немного, – честно признался я.

– Лады, признаю свой косячок, – покладисто согласился он, – я тебя, получается, на нары определил, я теперь и вытащу. Не боись, завтра не позднее полудня вылетишь отсюда сизым голубем.

– Соколом может? – вставил я свои пять копеек, – я голубем не хочу.

– Можно и соколом… теперь насчёт моего третьего клада…

– Ты же недавно сказал не трогать его? – удивился я.

– Я сказал, я и отменяю сказанное – обстоятельства изменились. Слушай и запоминай… завтра, когда тебя отсюда выпустят, дуешь в свою мастерскую, рисуешь детали для своих макарон…

– Ты и про это знаешь?

– Да, я много чего знаю, даже то, чего бы и не надо знать… так вот, рисуешь макароны до вечера, потом после ужина берёшь с собой брата и идёшь выкапывать мой третий клад, помнишь, куда идти-то?

– Так точно, дядя Афанасий, – бодро отрапортовал я, – у меня память хорошая.

– Лопату и кирку не забудь.

– А чего там, в этом кладе такое лежит?

– Сам увидишь, чего. А вот после того, как выкопаешь его, сделаешь так…

Остальное он мне на ухо прошептал, спросил, хорошо ли я всё усвоил, после чего растаял в воздухе, как будто и никогда здесь не был. Ну а я чего… я пожал плечами, после чего уснул крепким сном.

Утром сначала завтрак принесли, баланду какую-то в миске плюс кусок хлеба, я это есть не смог. Потом вызвали на допрос Ваньку Чижика, с него он не вернулся, а дальше уж моё имя выкрикнули и провели к следователю. Что это следователь, он мне сам сказал, Илларион Прокофьичем назвался.

– Ты свободен, – сказал он мне, – подпиши вот протокол. Писать-то умеешь?

И протянул мне бумажку, которую я мельком проглядел по диагонали – ничего там страшного не было, кроме того, что Потапов Александр выпускается из следственного изолятора за отстутствием состава преступления. Подписал, мне не жалко.

А дальше надзиратель доставил меня к входной двери и пинком под зад вышвырнул на улицу, полную солнечного света и гуляющего народа. Я даже не обиделся на пинок, только задумался – что ж такого сделал Сулейка, что с меня так быстро все обвинения сняли-то?

Всё выяснилось через полчаса, когда я вернулся в свою мастерскую – Лёха поведал мне, что этой ночью застрелили одного из сыновей Башкирова, Виктора. А на месте убийства нашли дохлую кошку, такие дела. А раз я в это время сидел в кутузке, то сделать этого никак не мог, такие дела. Повздыхал и принялся за рисование линии производства макаронных изделий.

– Да, Лёха, – вспомнил я о словах Сулейки, – ты особо не расслабляйся, после ужина пойдём на дело. Не, наганы не потребуются, а вот лопата с киркой очень даже.