Дмитрий Дашко - Оперативный простор

— Как всё прошло? Тебя отпустили?

— Конечно, — улыбнулся я. — Собирайся, поедем на вокзал покупать билеты на ближайший поезд до Петрограда.

— Я быстро, — пообещала она.

В дверь постучали.

— Входите, — сказал я.

Появилась Степановна, в руках у неё был какой-то свёрток.

— Жора, — она слегка помялась, — примерь, пожалуйста. Это тебе.

Она развернула свёрток, и я понял, что в руках у женщины был мужской костюм.

— Вроде твой размер, — сказала Степановна. — Хватит тебе всё тряпьё какое-то носить! Штаны уже скоро просвечивать будут. А пиджак твой завтра будет готов, сейчас покуда сохнет.

— Спасибо, Степановна, — поблагодарил я. — Сколько с меня?

— Нисколько, — женщина всхлипнула. — Это от моего сыночка Ванюшки осталось, царствие ему небесное… На гражданской, будь она неладна, сгинул. Мне оно не к надобности, а продавать — рука не подымается. Так что носи на здоровье.

У меня после её слов сжалось сердце. Никому не пожелаешь такого… Никакой матери! Сдавило дыхание, к горлу подступил ком. Будь проклята эта война, из-за которой так страдают наши матери!

— Спасибо тебе, Степановна! — дрогнувшим голосом сказал я.

У меня не находилось слов утешения для неё. Их просто невозможно найти.

— Да чего уж… — тихо вымолвила она. — Ты, главное, себя береги, Жора! Я ведь знаю какая у тебя служба. Как на фронте — кажный день под пулями ходишь.

Мне снова стало не по себе. Сколько же нерастраченной материнской ласки, сколько добра было в этой женщине, с которой так сурово обошлась жизнь!

— Я обязательно буду беречь себя, Степановна. Особенно, после того, что ты мне сказала! И ещё — я уезжаю вместе с сестрой в Петроград недельки на три. Ты уж пригляди за комнатой, а?

Через полчаса мы с Катей покидали общежитие. Степановна вышла на крыльцо, чтобы проводить нас и помахать рукой на прощанье.

И ещё долго я чувствовал на себе её ласковый материнский взгляд.

Вокзал мне показался просто до боли знакомым — похоже, какой-то типовой проект, по которому застраивались все крупные станции по этой ветке железной дороги. Большинство из них сохранилось и до моих дней и, слава богу, не все перекрасили в корпоративные цвета РЖД. Правда, сейчас штукатурка обсыпалась, а краски выцвели, так что вид у здания был не очень презентабельный.

Само собой, на входе не было рамок металло-детекторов и чоповцев, дотошно проверявших багаж. Не приходилось выворачивать карманы и демонстрировать поклажу.

Хотя, с последним у нас с сестрой всё было просто: дорожные пожитки уместились в солдатский серый вещмешок.

Внутри было полно народа, публика собралась разномастная: от нэпманов (те старались держаться на особинку и берегли свой багаж как зеницу ока), до банальных «мешочников» (они, как раз, держались кучками).

Караулил зал ожидания милиционер в светлой гимнастёрке, синих галифе и начищенных до блеска хромовых сапогах. Он с ленцой прохаживался по вокзалу, изредка шпыняя заскочивших на вокзал погреться ребят — судя по лохмотьям, явных беспризорников.

Мы ненадолго задержались у входа.

— Катя, ты иди в вокзальный буфет. Закажи что-нибудь: хоть мороженного, хоть пироженного, — Я с улыбкой подал ей несколько банкнот. — А я за билетами.

— Хорошо, Жора. Хочешь, я и тебе что-нибудь закажу?

— Не надо, я сыт, — сказал я.

Катя поцеловала меня в щёку и пошла к довольно уютному привокзальному буфету.

Ну, а мне предстояло узнать график движения. Чем быстрее окажемся в Питере, тем лучше.

Я посмотрел на табличку с расписанием. Если она не врала (а такое тоже вполне могло быть) поезд до Петрограда ходил три раза в неделю. И, если опять же написанное не было ложью — сегодня вечером отправление.

Возле единственной кассы стояла длиннющая очередь, которая рассасывалась на удивление быстро. Меня этот факт удивил: с подобной сноровкой не работают даже технически навороченные кассы из моего времени: а тут люди подходили и практически сразу отходили.

Не сервис, а просто чудо, есть к чему стремиться технологиям будущего — опрометчиво подумал я, вставая в очередь.

Молодая разбитная бабёнка отклеилась от окошка и, недовольно бурча, отошла в сторону, сразу за ней был мой черёд.

Я слегка наклонил голову.

За стеклянной перегородкой сидела полная женщина лет сорока пяти, укутанная в огромный шерстяной платок. У неё был вид сильно простуженного человека. Периодически она чихала и сморкалась.

— Здравствуйте! Мне бы два билетика до Петрограда на сегодняшний поезд, — бодро заговорил я.

— Билетов нет, — проигнорировав моё «здравствуйте», гнусавым голосом ответила кассирша.

— Вот как… Ну, а на следующий поезд?

— И на следующий поезд тоже нет, — равнодушно ответила женщина.

— А перед отходом поезда билеты могут появиться? Может, сдаст кто? — спросил я, памятуя из прежнего опыта. — Очень надо.

Я постарался извлечь из себя максимально любезную улыбку, способную растопить даже ледяное сердце. Увы, она не сработала.

— Всем надо! Всё, молодой человек, не задерживайте очередь — проходите!

Я не стал спорить и уступил место следующему гражданину, вот только ему повезло не больше, чем мне. Его тоже ждал стереотипный ответ насчёт отсутствия билетиков.

Вот тебе, бабушка, и сервис. Как будем выкручиваться?

Подойти, поговорить с проводниками? Были у меня в жизни подобные истории, правда давненько. В последний раз, наверное, в конце девяностых — начале двухтысячных. Иногда удавалось уломать. Потом с этим дело стало строго.

Ещё есть вариант поговорить с начальником поезда — ну не бывает такого, чтобы поезд был забит совсем под завязку. Всегда есть какие-то резервные места.

В иные времена сунулся бы к коллегам за помощью, только, если не ошибаюсь, железнодорожной милиции теперь нет, упразднили ещё в прошлом, 1921-м году, а весь функционал передали сначала ЧК, а потом, соответственно, ГПУ — то бишь подчинённым Кравченко. И здесь мне лучше не «светиться».

Кто знает, может у смежников уже появились вопросы к моей скромной персоне, не зря Смушко настаивал, чтобы я уехал из города.

Хотя, судя по милиционеру внутри, рутинные задачи вроде поддержания порядка на вокзале, чекисты себе не оставили. А может это просто особенность нашего города.

Зоны ответственности порой разделяются весьма причудливым образом.

Милиционер — это практически свой. Поговорить с ним, что ли? Если давно дежурит, должен знать все ходы и выходы и иметь нужные знакомства.

Утвердившись в этом решении, я собрался подойти к патрульному, но в этот момент меня тихонько окликнули.

— Эй, дядя! — Голос принадлежал щегольски одетому парню с нависшей на глаза чёлкой из-под франтоватого котелка.