Александр Терников - Завоевание 2.0. Книга 2

Местность становилась все бесплоднее, деревья сменились кустарником. Мы двигались вперед с величайшей опаской, и когда один солдат, Эрнандо Алонсо де Вильянуэва, без команды вышел из строя, наш капитан Алонсо де Авила, человек не в меру горячий и свирепый, ударил его копьем в руку, но, к моему удивлению, удар пришелся по пустому рукаву, так как Эрнандо Алонсо де Вильянуэва был уже одноруким… Однако, у них тут дисциплина еще та. Но с другой стороны, вот Вам пример судьбы конкистадора, уже однорукий калека все равно должен куда-то идти, кого-то завоевывать, чтобы не помереть с голоду. Как говорит испанская пословица: «Драчливый петух жирен не бывает». Это не наш путь. Но радует одно, что именно сейчас, где-то в далеком Мехико трусливый Монтесума опьяняет себя реками пульке, чтобы позабыть свои страхи. Он нас боится до дрожи в коленях!

Вошли мы в это укрепленное поселение, как обычно, все индейцы разбежались в ужасе и попрятались. Только на площади, перед большими пирамидами храмов с идолами, появилось человек пятнадцать индейцев, совсем неплохо по местным меркам одетых, опять с жаровнями для приветственного окуривания. Тут задницу немного прикрыл и ты уже король. Они-то и сказали, что все население разбежалось из боязни; но Кортес тотчас успокоил их и, как это уже вошло у него в обычай, поговорил с ними о нашей вере и императоре Карлосе. Пока индейцам грузили мозги, Кортесу доложили, что сюда прибыл в носилках толстый касик из Семпоалы с большой свитой. Облачение на нем было праздничное — роскошный хлопковый плащ, богато расшитый по всей длине узорами, изображающими орлов. Нижнюю губу его украшала серьга в виде золотого пеликана, а голову венчал пышный букет ярких перьев красного, синего, желтого и зеленого цветов.

Он сейчас же возобновил свои жалобы на Мотекусому, а свита и местный касик вторили ему со стонами и слезами, так что все испанцы растрогались. Нам жаловались, что недавнее покорение ацтеков сопровождалось крупными бесчинствами; затем Мотекусома ежегодно требовал большое количество юношей и девушек для кровавых жертвоприношений или для рабского услужения, его чиновники тоже не отставали и выбирали себе, кто что хотел. Касик поведал о всех унижениях, изнасилованиях девушек людьми мексиканского правителя, сборе грабительских налогов, вытягивающих все соки из окрестных городов, изнурительном труде жителей, обязанных платить подати далекой столице. Так поступали по всей стране тотонаков, а в ней ведь более тридцати городков. Мехико вызывал жгучую ненависть, и касик был готов пойти на союз с кем угодно, только бы уничтожить ацтеков.

Кортес в своем парадном, вишневого цвета, бархатном камзоле, в черном берете с пером, туфлях с золотыми пряжками, утешал их сколько мог, давал разные обещания и уверения, но все же не мог избавить их от страха перед Монтесумой. Тут же не замедлил собой явиться и подходящий пример. Нам донесли, что в поселение только что прибыли пять ацтекских лодырей, для сбора налогов (здесь их называют «кальпишке»). У нечистых совестью главарей тотонаков это известие вызвало настоящую панику. Местные касики побледнели и затряслись при этой вести и сейчас же ушли для встречи нежданных гостей, бросив Кортеса одного, для которых моментально приготовлены были покои и сладкие кушанья.

Прибывшие бездельники прошли мимо нас, но так надменно, что не удостоили нас даже взгляда. Какие мы гордые, всего 14 лет назад ацтеки вымирали от великого голода, продавали себя в рабство в другие края, лишь бы перед смертью пару раз поесть, а теперь, ишь ты, как оперились. Я дал команду Стрелке и она гавкнула пару раз, испуганные индейцы припустили прочь, роняя свои сандалии. Одеты они были весьма странновато; блестящие волосы были подняты к макушке и скручены узлом, в который воткнута была роза; что выдавало в них ярчайших представителей сексуальных меньшинств, в руках у них были посохи с крючками, и за каждым шел раб с опахалом. За ними шла толпа именитых тотонаков, и они же присутствовали при их трапезе. После еды ацтеки позвали к себе толстого касика и других местных начальников и накинулись на них с угрозами и бранью за то, что они нас впустили в свои поселения; Мотекусома, якобы этим фактом очень разгневан, и им придется еще поплатиться, а пока следует им дать двадцать юношей и столько же девушек для умилостивления их божества Уицилопочтли, оскорбленного их изменой… Да боже ты мой, что Вы еще выдумали сдуру! Сегодня здесь не подают!

Заметив всеобщее замешательство, Кортес через донью Марину и Агиляра узнал о причине и решил наказать дерзких лоботрясов. Когда он сообщил об этом касикам, те пришли в дикий ужас. Но Кортес ободрял и настраивал их до тех тор, пока они не решились: тотонаки схватили этих негодяев и, каждого по отдельности, привязали их к крепким столбам, которые были выставлены на главной площади, как раз напротив дворца, где мы размещались, так что пленные ацтеки не могли даже пошевельнуться.

Весь город сбежался посмотреть на такое невиданное зрелище. Тотонаки осторожно подходили к столбам, со страхом поглядывали на унижение ацтеков, но те даже в подобном состоянии держались с достоинством, — потом то там, то здесь начали раздаваться крики, что нечего больше ждать, пора этих ацтеков прирезать. Кортес велел этим ацтекам объявить, что местные тотонаки отказываются от повиновения Мотекусоме, а также прекращают плату дани. (И платят ее нам! Но пока об этом не говорили). Быстро разнеслась эта неслыханная весть во все стороны, и с тех пор за нами укрепилось название богов, ибо глупые индейцы были уверены, что такие поступки не могут происходить от простых смертных людей.

Все касики были убеждены, что пленников следует немедленно принести в жертву, но Кортес энергично воспротивился и даже приставил к ним нашу стражу, дав ей тайный приказ, чтоб ночью они освободили и привели к нему двух наиболее умных из ацтеков. Когда это было сделано, Кортес прикинулся, что ничего не знает об их пленении, а когда они ему все рассказали, заявил, что он очень огорчен случившимся, обласкал и накормил их, а затем велел отправиться к Монтесуме с заверением, что он, Кортес, верный его друг и почитатель его талантов.

Стояла середина ночи, тотонаки попрятались по домам, тишина тогда в городке стояла глухая, тревожная. Зрелище было зловещим. На фоне темного неба постройки выглядели бесформенными черными массами. Во всем городе горело всего три или четыре факела. Обширное пространство равнины было погружено во мрак. Только в испанском лагере еще шумели: кто-то до сих пор голосил под треньканье гитары какую-то задиристую солдатскую песню. Так как пленные боялись отправиться обычным путем, опасаясь справедливого гнева тотонаков, то Кортес велел нескольким матросам отвезти их по морю и высадить в безопасном месте. Такая вот немудреная интрига.