Трурль - Триста пятидесятый год – перезагрузка [СИ]

— Всё по плану. — Чик заговорил сам. — Продержались почти три недели, я успел наворовать в запас. На две меры риса добра набрал. Теперь у нас будет веселая жизнь!

У меня в мозгах начала брезжить совершенно чудовищная догадка, заставив замереть на ходу.

— Чик. Ты не хочешь ли сказать, что этот поджог — не нападение врагов? Что это возмездие за твои художества?

— Хотел бы я столько награбить. — Чик отозвался совершенно флегматично. — Нет, эту херню с поджогом ты сам нашаманил.

— Не понял? Как я? — Не будь мы по колени в воде, сел бы от неожиданности.

— Ну, не напрямую. Не следовало тебе так явно оттирать от власти ту бешеную сучку. Невооруженным взглядом было видно, как она бесится.

— Бешеная сучка? Ижихи? — Очередной культурный шок рухнул мне на голову.

— Она самая. — В темноте было плохо видно, но я вообразил кивок Чика. — Мы почти добрались. Плот вон под тем деревом.

Теперь по крайней мере понятно, как Чик собирается вывозить наворованное добро. А мне совсем не хочется его останавливать. Ибо альтернатива — это встреча с шаманкой, не гнушающейся сжечь прото-больницу вместе со всеми пациентами. Всё ради власти. Похоже, ругательные эпитеты в исполнении Чика были ещё достаточно мягкими. Хотя… если здесь такие бешеные сучки, то кто в роли кровавых маньяков?

Ночью, пока мы лавировали шестами мимо островков, через перекаты, перемежающиеся зарослями кустарника, пока ещё по-зимнему голого, я усиленно размышлял. Поразмышлял, и плюнул на всю осторожность. Если не спросить Чика напрямую, то кого мне спрашивать?

— Почему Ижихи пошла на предательство, а ты остался со мной?

— Удобный ты парень, вот почему. — Чик не помедлил с ответом ни на секунду. — Солидный на вид, а по сути — с сумасшедшинкой.

— Уу? — Я поощрительно помычал, уворачиваясь от возникшего из темноты куста.

— С тобой проще обделывать воровские делишки. Был бы я в одиночку — даже придурки из Амато сложили бы колосок к колоску. А так — смотрят на нас, и видят странную компанию. Но не воровскую команду.

Я поразмыслил, как меня Чик использовал "в тёмную". А затем припомнил, с какой готовностьтью здешние крестьяне хватаются что за копьё, что за камни. И мысленно пожал плечами. Вор украл горстку мусора у сборища убийц. Да бог с ним. Систему надо менять. Точнее, создавать с нуля. Ведь я даже не могу сказать, что действия Чика или крестьян противозаконны. Потому что свода законов на тысячу километров вокруг — нет и не предвидится ещё лет триста. Вместо законов — обычаи, которые в каждой деревне свои. Что аборигены и Хаято, и Амато и рационализируют популярной присказкой "везде свои духи".

— Чик, давай без тайн. И… — Мне в голову пришла замечательная идея. — Ты сможешь украсть что-нибудь для моих проектов? Я действительно хочу поменять местную жизнь к лучшему!

— Уже. — И мой компаньон замолк.

— Что уже? Согласен красть?

— Нет, уже украл. Тебе же нужны инструменты, верно? Я стащил аж четыре ремесленных набора, пользуйся.

— С..спасибо. — С трудом выдавил я положенные слова. Повезло же связаться с Робин Гудом местного розлива. И это хорошо! Робин Гуд и Маленький Джон по-аматосски… Это будет Вороватый Чик и Сумасшедший Иголь.

Пришлось приложить большие усилия, чтобы подавить истерический смех. Как следствие потери чувства обстановки — плот немедленно столкнулся то ли с корягой, то ли с камнем. И я проверил на своём опыте, насколько холодна вода Хасегавы в марте. Если быть пофигистом — то хорошо, что было мелко, и с головой нырять не пришлось. А если деградировать до оптимиста — то хорошо, что заодно и помылся от канавной грязи.

До наступления серенького, промозглого утра, я сотню раз пожалел, что не утонул. Дрожь подбородка отбивала разудалый ритм, причем временами он становился синхронным с клацаньем зубов Чика, и у меня возникало невыносимое желание спихнуть компаньона с плотика. Останавливало меня большей частью опасение, что наша менее чем трехметровая база может банально перевернуться. Так что предложение рассмотреть награбленное, вполне возможно, спасло варвару жизнь.

Мы условно пристали к берегу Хасегавы. Нет, уже Аматогавы. Как Чик пояснил, ночью мы проплыли мимо устья северного притока по имени Сахогава, и название нашей реки поменялось. Чик привязал веревку, завязанную на центральном бревне, к ветви торчащего из воды дерева, так по местному и называемого. Водяным деревом, или "мидзуки". Широкие, гладкие листья, уже действующего мне на нервы светло-зеленого цвета, светло-серая кора, и гроздья сморщенных черных плодов размеров с горошину. Плоды на вид были на редкость отвратные. Я уж прицелился было их пожевать, но поймал насмешливый взгляд Чика, и осадил себя. Наверное, опять "не совсем ядовитая" дрянь.

Энтузиазма гора барахла не вызвала. Три деревянные тяпки разной степени раздолбанности, коническое медное шило, что вообще-то предназначено для протыкания шкур, разномастные веревочные мотки. Стоп, один маленький клубок — сине-фиолетовой масти, насколько могу рассмотреть в рассветной хмари. Это уже не мусор, а скорее товар. Каменный нож с резной деревянной рукояткой. Два коричневых горшка, один — треснувший. Обрезки ткани, и, как ни странно, ниточка шаманского ожерелья. Того самого, с клыками. Вместе с инструментами, лежали солидные связки корней. И уже хорошо знакомые корни лопуха, и что-то измазанное в земле и неопределенно-деревянистое. Похоже, Чик тащил всё, что плохо лежит, не задумываясь о ценности. Как тупая сорока.

— Это на чай. — пояснил Чик.

Интересненько. Я-то думал, что чай делают из сушеных листьев. При чем здесь корни?

Впрочем, чего это я раскритиковался? Я-то не притащил вообще ничего. Остался в рубахе и при двух почти бесполезных артефактах, как и раньше.

Успокаивая себя таким нехитрым способом, закопался в кучу поглубже. И таки нашёл. Завернутые в кусок мешковины, обнаружились более ценные предметы. По местным меркам, конечно.

Литые бронзовые ножи. Один с десятисантиметровым лезвием, а второй, с двухсторонней заточкой — около восемнадцати сантиметров. Почти что кинжал. Аж шесть браслетов, собранных из шнурков и полудрагоценных камней, с редкими серебряными бусинами. А под ножами с браслетами лежало вообще сокровище. Чугунная, судя по глубоким язвам коррозии, пластинка. Примерно пять миллиметров толщиной, и около тридцати сантиметров в диаметре. Чик отметил мой интерес, и прокомментировал:

— Железо из Идзумо. Не знаю, кто и как его добыл, но вещь редкая до изумления. Одну эту пластину можно загнать за почти меру риса, как только доберемся до города Сакай.

— Сакай? Это вниз по реке?

— Угу.

А моё мнение об умственных способностях Чика начало улучшаться. Он не просто мается клептоманией, а целенаправленно движется, ведомый запахом больших денег. Или, в перекладе на реалии Амато — идёт на запах тяжелых горшков с рисом. Нет, надо что-то со здешней экономикой сотворить нехорошее. Или будущие японцы доиграются до мельничных жерновов вместо монет. Или это было в Океании?