Трурль - Триста пятидесятый год – перезагрузка [СИ]

Я, несколько ошарашенный запросом, протянул пластинку. А "наследник", приняв товар, вцепился в него двумя руками. Вздулись до того невидимые под слоем жира мускулы на плечах.

Крак! И трехкилограммовая чугунная пластинка лопнула, развалившись на две половинки и несколько мелких осколков. Один из отлетевших осколков больно ударил мне в щеку. Ой, следовало догадаться. Что же за древняя Япония без прото-сумоистов?

— Железо Идзумо, верно. Отливка второй ступени обработки. Недодержанная, господа воры. — Сумоист придирчиво осмотрел излом. — Треть меры красная цена.

Чик выглядел, как побитая собака. Так вчера пыжился, строя наполеоновские планы на целую меру риса, и расхваливая свой верный глаз, натасканный на поиск ценностей. А здешний босс парой слов сбросил цену втрое. Похоже, это мировой закон. Деньги липнут не к загребущим ручкам, а к другим деньгам.

— Парень, как тебя там… Куси! Отсыпь ворам треть меры риса! Я беру эту дряную железку. — И обернулся уже ко мне. — Воровать себе воруйте. Но не на моём рынке!

Похоже, я начинаю понимать местные расклады. Местные боссы пока ещё не гнушаются скупкой краденного. Потому что здесь город Сакай страны Амато, а король-контролёр где? Правильно, аж в Тикси. Вот там, наверное, и наводит порядок.

Чик облегченно вздохнул, когда процессия наследника Дома (то есть семейного клана?) прошлепала вглубь торжища.

— Пронесло. За контрабандную железку, бывает, и прибивают на месте. Не по нашим рылам владение…

— Стратегическим ресурсом? — Подсказал я.

— Точно, Иголь. Ну и демоны-утопленники с ним. Есть рис — будем веселиться!

Весельем в понимании Чика оказалось посещение храма. А заодно и пожрать. Именно перед храмом я впервые с приземления увидел настоящую улицу. Уж лучше того убожества в Миве, где пяток хижин на километр канала — уже оживленный проспект.

Немного присмотрелся, и сообразил, в чём фокус. Жилых домов почти нет. Зато вдоль посыпанной гравием дорожки выстроились три десятка сараев-закусочных.

По причине отсутствия печных труб, у закусочных отсутствуют передние стенки. Так что временами узкая улица по запаху напоминает крематорий или даже лагерь экстерминации. Чтобы глотнуть хоть чуток более свежего воздуха, посетители садятся на явно притащенные владельцами тошниловок каменюки размером с голову, или на положенные прямо на землю доски. Казалось бы, простая идея — уложить доску на два камня, чтобы вышла скамейка. Ан нет, за такое прогрессорство наглотавшиеся дыма бедолаги сначала скамейку снесут, а затем снесут дурному изобретателю голову с плеч. Хорошо ещё будет, если на снесенную голову никто не сядет. А то народ здесь с хозяйственной жилкой.

Но гораздо больше источающих смесь запахов закусочных, взгляд притягивает сам храм. Нет, чудес не случилось, и крыша — всё ещё из банальной рисовой соломы. Торчат характерные "уши" внешних стропил, придавливающие самый венчик крыши. А вот то, что под соломой — уже никак не обзовёшь хижиной.

Внутренний слой двухскатной крыши — деревянные доски. Стены из бруса, где желтые, а где серые от времени. И всё это держится на сотне деревянных свай, тоже сделанных из бруса, но потолще. Собственно пол, собранный из толстых досок — на высоте метра от земли. Значит, в храме можно не опасаться нападения злобных сороконожек.

С трех сторон, кроме фасада, храмовое здание окружено открытой верандой, прикрытой от непогоды широкими стрехами крыши. И на веранде курсируют группки шаманок, хорошо узнаваемых по красно-белой одежде. Спереди — широкая деревянная летница, и три вычурных дверных проёма без всяких признаков дверей.

Всё это я разглядел, уплетая местный шедевр общепита. Кусок мутного желе на здоровенном листке, прямо с черешком. Причем желе посыпано подозрительным желтым порошком. Как объяснил сухонький старичок, владелец лавки, желе делается из уже хорошо знакомых чайных корней. Порошок же — это молотые бобы! Только во второй раз за почти три месяца здесь столкнулся с бобовыми. Надо будет подкинуть идею, что бобы восстанавливают плодородие почвы. Азотфиксация и все дела.

Задумавшись, я доел свою порцию. И услышал деликатное покашливание продавца.

— Да? — Я поднял взгляд.

— Я понимаю, что господин странник голоден. Только обертку зачем есть? Закажите лучше вторую порцию.

Тьфу. Я сплюнул черешок. То-то этот лист было так трудно жевать. Отвык я от сытой жизни…

Расплатившись жменью риса, мы наконец вошли в храм. Который внутри оказался темным, хоть глаза выколи. Да и плывущий в воздухе дымок видимости не прибавлял.

Путь немедленно преградили две старушки в красном с мерными коробками наперевес. Чик позволил им зачерпнуть из нашего мешка. А я отметил, что несмотря на слабый свет, видно — коробки сделаны на совесть. Никаких зазоров, гладкая деревянная поверхность, и совершенно одинаковый размер. Умеют же мастерить в Амато, когда захотят.

А затем другая шаманка, на вид совсем молодая, подошла из темноты.

— Следуйте к месту таинства. — Тон предложения не подразумевал отказа.

Я и последовал, отметив краем глаза, что Чика отвели в сторону. Ну и ладно. Не похож храм на место человеческих жертвоприношений. Больно уж морды довольные у посетителей. Нагляделся, пока ел свою конфетку вместе с оберткой.

Шаманка завела меня в совсем темный угол. Я сначала стукнулся об край загородки, затем споткнулся о тюфяк. Тюфяк? Попытался было спросить, в чем дело, но мне на рот тотчас лег палец.

— Нельзя осквернять храм громким голосом. — К уху прижались губы. Прижались, и заскользили по шее. Одновременно я почувствовал, как шаманка приподнимает мой сарафан, настойчиво ощупывая моё тело.

— Что? — Растерянность, красиво называемая когнитивным диссонансом, начала переплескивать через край. И не только растерянность, но и, честно говоря, желание. Сколько месяцев не до отношений было, как вдруг такой двусмысленный ритуал…

— Вечные проблемы с вами, иностранцами. — Снова шепот на ухо. — Ложись уж на спину, быстренько сделаем священное соитие. [5] Про описываемый период, известный среди японских историков как "пустые полтора века", письменных данных не сохранилось совсем. Какие были нравы — можно только экстраполировать по более поздним записям. Но мода на любые формы целибата до Японии в четвертом веке точно ещё не добралась. Главное, тихо!

Вот теперь до меня дошло. Шепотки, шорохи и ритмичные стуки вокруг сложились в цельную картинку. Здешние жрицы любви — это действительно жрицы!

Что оказалось совсем хорошо, пусть я так и не увидел лица своей любовницы. И не узнал её имени. Как раз вспомнилось напутствие Андрея-три. Нет, сифилис в такой храм приносить ни в коем случае нельзя!