Дмитрий Дашко - Реализация [СИ]

– Давай, Пантелей, показывай, куда меня на жительство определили. Утро вечера мудренее.

Имелись у меня опасения, что под место жительство выделят квартиру, которую прежде занимала семья Токмакова. Когда я спросил об этом, Пантелей спросил:

– Вы ж вроде холостой и бездетный?

– Точно.

– Тогда вам такое жильё не полагается. В общежитии мест больше нет. Исполком принял решение уплотнить квартиру гражданки Шакутиной. Так что вас к ней определили.

– А что за Шакутина такая? Ты её знаешь?

– Постольку-поскольку. Вдова, муж был белогвардейцем, погиб в девятнадцатом году. Сама до революции работала воспитательницей в женской гимназии, сейчас при клубе железнодорожников ведёт музыкальный кружок – детишек учит на пианино играть. Ни в чём плохом, несмотря на происхождение, не замечена. Так что живите себе спокойно.

– А она вообще в курсе, что её уплотняют?

– Два дня назад сказали.

– И как?

– Ну, как-как, – он улыбнулся. – Сами увидите.

По тону собеседника я понял, что тёплый приём меня не ждёт. Да я и сам бы не обрадовался, смоделировав ситуацию, при которой на мои квадратные метры с бухты-барахты внезапно свалился бы абсолютно незнакомый товарищ.

Человек, конечно, ко всему привыкает. Вчерашние хозяева жизни постепенно смирились с теснотой коммуналок и очередью в туалет. Вот и гражданке Шакутиной придётся какое-то время потерпеть.

К тому же жилец я не конфликтный, в пьяный загул не ударяюсь, да и судя по тому, как всё закрутилось с первого дня, часто бывать на квартире мне не придётся. Впереди регулярные ночёвки на работе и скудный казённый харч.

Надеюсь, соседке это поможет примириться с фактом, что теперь не она полновластная хозяйка жилплощади.

Жильё мне подобрали в «козырном» месте, в центре города, среди скопления преимущественно каменных двухэтажных строений. Раньше почти все дома здесь принадлежали богатым купеческим фамилиям, потом подул ветер перемен, и в квартиры заехали новые жильцы.

Разделения на парадную и чёрный вход не было, в дом вела одна единственная дверь, закрытая на замок. Сбоку висели несколько звонков, с указанием номера квартир.

– Ваша на втором этаже, квартира четыре, – сообщил Леонов и надавил на кнопку звонка.

Мы выждали для приличия с минуту, но дверь так и не открылась.

– Может, дома нет? – предположил Пантелей.

– Поздно уже. Нормальные люди спать ложатся. Окна на эту сторону выходят?

– Выходят.

– Сейчас посмотрю.

Я отошёл назад и посмотрел на окна. В одном из них на втором этаже горел тусклый свет.

– Всё-таки кто-то есть, – подтвердил мою догадку Леонов.

Он забарабанил в дверь руками и ногами. Бедная филёнка аж задрожала, только вот толку от наших «манёвров» всё равно не было. Вход в подъезд остался неприступной крепостью.

– Чует моё сердце, придётся возвращаться в отделение, – вздохнул я.

Внезапно дверь распахнулась, перед нами появилась бабушка – божий одуванчик.

– Вы чего тут творите?! – уперев руки в бока, важно спросила она. – Чего в дверь колотите, ироды?

– Бабуля, нам бы в четвёртую квартиру попасть. Вот, соседа нового привёл, – весело произнёс Леонов.

– Слава богу, что в четвёртую, а не к нам, – перекрестилась бабка. – Что, не отпирает Шакутина?

– Не отпирает, бабушка.

– Странно. Дома была. Дуркует чего-то. Ну вы подымайтесь, в ейную дверь постучите – может, не услышала.

– Да тут разве что мёртвый не услышит, – хмыкнул Леонов.

Мы стали подниматься на второй этаж, навстречу по лестничному маршу пробежал мужчина. Его кепка была надвинута на самый нос, воротник пиджака поднят. Он явно спешил и едва не сбил идущего впереди Леонова с ног.

– Осторожно, уважаемый, – только и успел сказать Пантелей.

– Извините, – буркнул незнакомец.

– Вот, блин, – хмыкнул Леонов.

Мы подошли к двери, над которой висела медная табличка с цифрой четыре.

– Почти на месте, – произнёс Пантелей.

Стоило ему поднести к двери кулак, как та, словно автоматическая, распахнулась. В проёме показалась довольно миловидная женщина лет тридцати пяти в тёмно-коричневом платье. Цветом и покроем оно вызвало у меня ассоциации со школьной формой, в которой когда-то ходили мои одноклассницы. Не хватало разве что передника.

Её длинные каштановые волосы были распущены по плечам.

– Гражданка Шакутина?

– Да, Шакутина Лидия Михайловна, – с достоинством произнесла женщина.

– Я вам жильца нового привёл. Вот, примите и распишитесь, – Леонову явно нравилась хозяйка квартиры, и он нарочно перешёл на шутливый тон.

– Проходите, – расступилась Лидия Михайловна. – Я покажу вашу комнату… э…

– Георгий Олегович, – представился я. – Вы не бойтесь, я – человек не докучливый. Да и работа у меня такая, что больше на ней нахожусь, чем дома.

– Вы наш новый начальник милиции? – проявила свою осведомлённость она.

– Да. Но вы не переживайте, арестами и расстрелами я занимаюсь только вне домашней обстановки.

Я тоже пытался говорить так же беззаботно, как Леонов, но… «шутка юмора» хозяйке квартиры не зашла. Она напряглась, я физически ощутил исходящее от неё беспокойство.

Ну вот, напугал ни в чём неповинную женщину. Будет теперь думать о мне, бог весть что.

– Это моя комната, – Лидия Михайловна показала на помещение, которое прежде было гостиной. – Это ваша. Все свои вещи я из неё уже вынесла. Кровать, шкаф, стол – мебель моя, конечно, но я её вам уступила. Пожалуйста, пользуйтесь. Если у вас нет постельного белья, на первое время можете пользоваться моим. У меня кое-что осталось с прошлых времён.

– Извините, Лидия Михайловна, мне право слово – неловко, – заговорил я. – Очень не хотелось бы вас стеснять…

– Ах, боже мой, о чём вы говорите! – всплеснула руками та. – Мне, наверное, ещё повезло. К моей приятельнице в дом вселилась целая семья: муж, жена и пятеро детей: мал мала меньше. Дети постоянно болеют и плачут, порой так громко, что приятельница забыла, что такое сон. Так что не надо извинений, Георгий Олегович. Надо просто научиться жить по-новому. Хотя… скажи мне кто-то об этом лет десять назад, я бы рассмеялась ему в лицо.

– Мир меняется, – философски изрёк Леонов. – Да, товарищ Быстров, на днях сюда проведут телефон. Это тоже распоряжение исполкома.

– Спасибо. Телефон – штука хорошая, – обрадовался я.

– Разрешите идти?

– Ступайте. И да – завтра меня не будет, я в губрозыск еду. Ты остаёшься за старшего.

– Есть, оставаться за старшего, – обрадованно отрапортовал он.

Эх, молодость, молодость… Понимание, каким грузом является ответственность за других, приходит с годами.

– Хочу сразу вас предупредить: я вызвала слесаря, он врезал в дверь моей комнаты замок, – сказала Шакутина, как только Леонов ушёл. – Не то, чтобы я вам не доверяю – вы всё-таки начальник милиции, но, поймите меня правильно, я – женщина. Находиться под одной крышей с совершенно посторонним мужчиной…