Александр Башибузук - Князь Двинский [litres]

Я еще помедлил слегка, а потом перешел на русский язык и презрительным тоном процедил:

– Вы что, думаете, я свою честь защищал? Не-эт, не свою, государя в первую очередь. Не меня оные татарове оскорбили, а государя своими предерзкими делами. Где это видано, чтобы шавка подзаборная на хозяина да его гостей лаяла? Ее дело – сапоги хозяйские лизать, смиренно костей с хозяйского стола поджидая. Что той Казани, а что Руси?

– Не так все просто, князь… – сурово и немного пристыженно буркнул Щеня-Патрикеев. – Тебе пока не понять. Не скоро запрягается, но быстро… Да что там… Вот скажи… знаем, ты при дворах многих государей бывал. Там тоже головы рубил сплеча?

– При самих дворах не доводилось… – честно ответил я. – А вот за забором бывало частенько. Но так явно, в присутствии помазанников божьих, никто и никогда не смел меня оскорблять.

– Дык никто противного и не молвит… – встрял Оболенский. – Была обида, государь сам все видел и дерзностников наказал. Но и ты не прав, поспешил ведь. Опередил государя. Скажешь, нет?

– Не скажу… – признал я.

Бояре стали обрадованно переглядываться.

– Там это, Мухаммедка прислал своего советника ближайшего Ису – виниться и отдариваться за себя… – как бы невзначай бросил Ховрин. – Ждет за забором оный.

– Отдариваться прислал? – переспросил я. А потом обернулся к фон Штирлицу и приказал: – Взять того посыльного да в гузно ему те дары запихать! А потом гнать поганой метлой! Исполнять…

Пунктуальный шваб поклонился и педантично переспросил:

– Все до единого те дары запихивать? Я там видел, коней привели. А как с ними быть?

Фен машинально перевел весь наш разговор русам.

Бояре опешили и дружно загомонили:

– Э-э-э… зачем в гузно?..

– Не спеши, княже…

– Да что ж ты творишь?..

– Дык принято у нас так, виновному отдариваться. А ты евойному ближнему родичу руку отсек…

– Етить, мля…

– Хрен с ним, с Исой тем. Там это… – неожиданно вступил в разговор Старица. – Государь от такой смуты слег. От переживаний.

– Как слег?

– Так… Лежит, не ест и не пьет со вчерашнего. Едва разговаривает. Исповедоваться уже собрался, за отцом Валерианом послали…

Бояре мрачно закивали.

Тут настал мой черед опешить. Твою мать! Куда Ивану Васильевичу помирать, нужен еще Руси такой государь!.. Рано Ивану Молодому править. Пусть наберется опыта поболе. Ну да, все сходится. То-то он последние дни нездорово выглядел.

И в сердцах рявкнул:

– Да что ж вы молчали, ироды! Где тот окаянный Август? Живо ко мне его. Ко двору поедем. Хрен с вами, повинюсь, тока пусть пропустят…

Бояре поупирались – мол, надо сначала государя уведомить, – а потом сдались.

Через час я уже был в палатах у великого князя. А по пути узнал еще одну новость. Оказалось, челядников Мухаммеда порешили самосудом, сразу после того, как я ушел. Те самые люди, что были на пиру. Попросту забили чем под руку попало. Самого Мухаммеда-Эмина и его брата едва рынды успели увести. И от такого самоуправства Иван еще больше разъярился. Н-да… дурной пример заразителен. Но все равно ладно получилось. Теперь неповадно им будет даже лишнее слово молвить.

Иван лежал на кровати в маленькой темной каморке. Щеки у князя запали, весь бледный, черты заострились – в общем, краше в гроб кладут.

Увидев меня, зло отвернулся и пробормотал:

– Чего пришел? Уходи!

– Государь… – Я повинно опустил голову. – Чего уж тут… Виноват, исправлюсь. Дозволь, лекарь тебя посмотрит…

– Со свету меня сживете… – делая вид, что не слышит, продолжил бухтеть Иван Васильевич. – Ироды, супостаты! Кажный норовит… Это же надо было такую подлость сотворить… Ишь, гонор показывает. Что бы сказал королус Наваринский, ежели бы ты такое при нем отчебучил?

– Государь…

– Молчи! – Иван прихлопнул ладонью по одеялу. – А я для чего? Подождать ты не мог? Не-эт, надо смуту развести! Думаешь, я не знаю, с чьего почина мне все уши прожужжали, что надо Мухаммедку убирать, а с Казанью окончательно решать? Думаешь, сам не понимаю, что он пустой, дурной человек и сразу же предаст? Самым умным себя считаешь?

– Виноват… – покаянно молвил я. А сам слегка насторожился. Что-то в голосе Ивана поубавилось страдания. И выглядеть каким-то чудом стал значительно лучше. Прямо ожил…

– Ладно, чего уж тут… Прощаю, но ежели еще раз!.. – Великий князь погрозил мне кулаком. – Не пощажу! – А потом бодро вскочил с постели и зашагал по комнате. – Да, не годится Мухаммедка. Но по-другому пока нельзя…

Я моментально понял, что вся эта хворь, скорее всего, была не более чем притворством. Н-да… объегорили меня на славу. Ну да ладно, я не в обиде.

После небольшой лекции по политической ситуации, в которой были приоткрыты некоторые моменты, о которых я даже не подозревал, Иван сообщил мне:

– Сына тебе доверяю, надежу мою. Оборонишь и присмотришь за ним в походе. Наставишь, ежели потребуется. Сам я на Казань не пойду, останусь в Москве. Надо так. Понял? А что до твоих речей, есть в них дельное. Значица, поступим вот так…

Вот таким образом и разрешился конфликт. Результаты меня не особо устроили, но зато я узнал очень многое в части тайной политики Ивана, о чем раньше даже представления не имел. Как я уже не раз говорил, не стоит считать людей этого времени глупцами. К примеру, Иван ведет очень тонкие дипломатические игры, можно даже сказать – на грани гениальности, и очень правильно выстраивает долговременную стратегию экспансии Руси. Причем в окружении сплошных врагов. А я по сравнению с ним – не иначе как слон в посудной лавке. В общем, пришлось поубавить свои желания в части голов братцев-царевичей, Мухаммеда-Эмина и Абдула-Латифа. Но кое-какие интересные мысли у нас с великим князем все-таки родились и теперь мне предстоит их воплотить в жизнь. Сразу оговорюсь, по возможности. Но об этом чуть позже.

Через день после благополучного разрешения конфликта я отправился на войну.

Формально поход на Казань возглавил Иван Молодой, но в реальности войском руководит князь Даниил Холмский.

Рать собралась немалая, больше десяти тысяч копий. Во Владимире, где был назначен сбор, Холмский быстро реорганизовал воинство в несколько полков, которыми поставил руководить своих соратников, Иосифа Андреевича Дорогобужского, Семена Ивановича Хрипун-Ряполовского и воеводу Ярославского, того, с которым мы били ганзейцев у меня в вотчине. Никакого перетягивания одеяла на себя не было, установилось строгое единоначалие. Что мне сразу понравилось, так как, по некоторым сведениям, прошлые походы на татар накрывались медным тазом именно из-за разброда в начальствующем составе и несогласованности действий.