Борис Рогов - Сальто мортале

– Езжай уже, что-то ты меня подзадолбал. – Я проводил взглядом Феликса, проследил как он сел за баранку «Форда» и двинулся в направлении участка патрулирования.

Усталый мозг уже плохо контролировал происходящее, когда утреннюю тишину разорвал резкий звук телефонного звонка. С трудом проглотив горькую от кофе слюну, я дотянулся до трубки:

– Сороковой участок, Южный Бронкс, полиция Нью-Йорка, сержант Баррет слушает.

– Хай, Баррет, это Стив Симпсон из инфослужбы. Как у вас дела? Ночью ничего нового не сожгли? Меня тут журналюги атакуют, вот собираю новости с участков. Так что, вспомни что-нибудь забавное.

– Отвали, Симпсон! Не до тебя сейчас. Мы тут две ночи носились как бобики, а тебе всё бы прессу ублажать. Одну тётку осколком витрины разрубило пополам, пойдёт тебе такой «юмор»? Одного из моих парней чуть не убило рекламой, когда он поджигателей отгонял.

– Вот видишь! Самое то! Народ Америки любит кровавые подробности. Может, что-нибудь мистическое было?

– Когда ты отстанешь, чёртов буллшит! Ну, у нас один бакалейщик знал, когда случится роковой удар молнии!

– О! Вот это сенсация! Готовь адрес этого бакалейщика, я выезжаю. Сам буду интервью с ним делать.

Похоже, что усталость сыграла со мной злую шутку. Нельзя было рассказывать этому пройдохе про Гольдберга.

К счастью, материал, который Симпсон подготовил к публикации, увидело наше полицейское начальство. Материал задержали, а Гольдберга увезли для разбирательств. Как мне позже рассказывал старый мой приятель по академии Бобби Роулингс, Адам Гольдберг не стал ничего утаивать. Он действительно знал об этой аварии. Информацию получил от брата жены, который неделю назад позвонил из России, чтобы остеречь сестру и её семью от возможных опасностей. Гольдберг говорит, что не поверил ни единому слову, но просто на всякий случай отправил жену и дочь к сестре в Куинс.

22 июля. Тамань. Оля Коваленко.

Сегодня вечером после головокружительного скачка в тысячу километров, мы наконец прибыли на «юга». Как это ни странно, Боря всю дорогу ведёт себя очень скромно. Я даже не ожидала, если честно. Мы, конечно, целуемся напропалую, но не более того. Даже немного обидно. Мог бы попытаться, я бы отказала, но совсем не делать попытки? Впрочем, что это я, в самом деле. Я всё-таки приличная девушка.

С транспортом нам везёт. Мы ни разу долго не стояли на трассе. Стоит выскочить из одной кабины, как тут же тормозит следующий доброхот. Последним таким помогатором оказался некий Михалыч, двигавшийся на шишиге в сторону погранзаставы с грузом матрасов, подушек и одеял. Ехать так – просто наслаждение. Борька сел в кабину, а я угнездилась среди мягких тюков с томиком Чехова и через полчаса уснула как убитая.

Михалыч простился с нами на окраине Тамани. Дядька предлагал нам переночевать у пограничников на заставе, но мы подумали, что лучше раскинуть «шатёр» на берегу. Всё-таки мы так долго ждали моря. А на заставе особо не погуляешь, это же режимный объект.

Двигаться автостопом медленнее, чем ехать на поезда, но гораздо интереснее. К концу дня, возникает азарт и жгучее желание проехать еще, хотя бы полста километров. По крайней мере, у меня. Боря в этом деле твёрд как скала. Больше четырнадцати часов в день проезжать нельзя и точка.

Сейчас тоже можно рвануть до Керчи. Нет, – говорит, – что мы будем делать в Керчи в полночь? Возиться в темноте в незнакомом месте с палаткой – плохая идея. А сейчас в Тамани ещё светло. У нас есть время, чтобы не только разбить лагерь, но и сбегать искупаться к морю.

Мы высаживаемся и осматриваемся по сторонам в поисках подходящего места для палатки. Нам продолжает везти. Крепкая бабка лет семидесяти стоит прямо напротив нас и лузгает семечки, аккуратно сплёвывая в ладонь.

– Якие гарные робяты до Тамани! До кого приихалы?

– Вытаэмо, бабусю – вспоминаю я мову моей полтавской бабушки, – пока що нэзнаэмо… Може до вас?

Турысты! – Тут же смекнула бабка. – Дэ ночуваты будэтэ?

Ганна Пална, как она себя нам отрекомендовала, обрадовалась нашему появлению и разрешила расположиться на веранде. За трёшку бабушка пообещала даже ужин и баню. Пенсия у неё всего 45 рублей, а «дыкарей» в Тамани не много. От баньки после четырёх дней дороги отказываться глупо. Как Борька сказал – «отель пять звёзд».

– Ганна Пална, а как у вас с пляжем? Есть ли где купаться?

– Е, е, у Тамани усё е, – почти как в Чеховской «Свадьбе», отвечает Пална. – Говор у неё всё-таки смешной, немного не такой как у моей полтавской бабушки [138] Ганна Павловна говорит на кубанском диалекте украинского языка балачке .

– Робятки, – вы з околыцы у морэ не лызте, – советует нам на дорогу Пална, – до музея Лермонтова дойдите, там Центральна плажа. Там дуже гарно, и чистють, и за купающимы следять.

– Ганна Пална, а вином у вас торгуют? – Борька вспомнил дурацкую идею энографической экспедиции, – хотелось бы «Черного лекаря» [139] энография – οἰνογράφω (греч.) – исследование виноделия, как элемента народной культуры попробовать.

– Так у нас вина богато. В кажной хате винокурня е. За «Черного лекаря» слышала, но его только в магазине купишь, да и то, по блату. У менэ е з прошлого врожаю залиши, угощу вас с моря вернётеся и то. А колы спонравится, так продам за недорого.

– Ну, вы Анна Пална, мастер художественного слова, – я тоже вступаю в разговор, – так расписали, шо навить мэни захотилося вашого винця спробуваты, хучь я и не пье.

– Шо не пиешь, то добре. Пыты выно для дывчины не ладно. Да у нас тутай никто не пье. Выно наше чисто лекарство. Ладно, йидте вже, а то стемнеет, а я банькой займуся – с этими словами женщина отправилась в сторону невысокого строения в глубине.

Какое это счастье, погрузиться в тёплый рассол Азовского моря. Особенно когда последние лучи заходящего солнца превращают мерно покачивающуюся поверхность в расплавленное золото. Даже запах гниющих водорослей не портит впечатления. Он всегда ассоциировался для меня с морской романтикой.

…

– Ну, як вам наше морэ? Вода тёпла чи нэ? – Встречает нас Пална, – банька вже готова. Спробувайтэ нашего винца, гарно воно у нас. Зараз нацежу для дэ-гус-та-цыйи, как на эскурцийях гуторють. Потом париться пойдёте. Полна как-то хитро глянула на меня.

В воздухе висит звон цикад. Они стрекочут так громко, что я не слышу даже шороха травы под нашими шагами. Внезапно приходит мысль, что это не цикады, – это у меня в ушах звенит.

– Оля, – говорю я себе, – возьми себя в руки и перестань трястись как зайка. В голове лёгкий приятный туман… Отказаться всегда смогу, поэтому волноваться нечего. Я в купальнике. Плохо, что он раздельный… Борьку выставлю. Вон он впереди маячит, тащит меня за руку. Он уверен, он шутит, он смеётся собственным шуточкам, а я даже не слышу, что он там говорит, просто издаю какие-то странные звуки, изображающие веселье.