Борис Рогов - Анархист

…

Григорий почувствовал на лице острый холод ледяной воды. Тут же вернулась память. Он вспомнил, как проворонил удар Митяя, как тот выстрелил ему в лицо, как удалось чудом уйти от пули, подставив плечо. Вспомнил и как полз недолго по лесу, пока не провалился в сумрак небытия. Тут же тупой болью напомнило о себе простреленное плечо.

– Хороший знак, – подумал Григорий, – раз больно, значит жив, а раз жив, значит ещё повоюем.

Он не додумал мысль до конца, когда снова почувствовал, как на лицо опять льётся ледяная вода. Правой рукой вытер глаза, а когда убрал руку, увидел над собой сморщенное смуглое лицо, поросшее редкими волосами.

– Ты кто? – удивился такой встрече Григорий. Хоть и была его родная бабка по матери чистокровной алтайкой, но не очень он жаловал этот лесной народ, считая его диким и отсталым.

– Я кам Каначак, – медленно произнёс старик. – Тебя спасать, лечить, да-а… Тебе сейчас к людям нельзя. Ищут тебя, убить хотят, да-а. Моя камлать для тебя. Много узнал. Что было, узнал, что будет, узнал. Ты не прост, да! Большие дела тебе предстоят.

Григорий недоверчиво усмехнулся, хотел махнуть рукой, но скривился от боли. Рана хоть и не кровоточила, но и удовольствия не доставляла.

– Ты лежать, меня слушать! – строго продолжал шаман. – Твой бабушка Марыс сильная удаган [8] удаган – целительница и повитуха был, хорошо камлать, редко у нее женщины родами уходить. Жаль, умер рано. Большие камы говорить, что муж её виноват, без её воли в жёны взял. А в тебе часть её силы осталась, поэтому духи наши будут тебе помогать. Лежи! Лежи, моя сказать!

Кам поднялся и устало побрёл к речке, набрал в кожаное ведро воды и вернулся.

– Это третье! Последнее на утро. Сейчас я отвар из алтын-корня сварю. Выпьешь. Рану промоем. Берестой перевяжем. Пойдёшь дальше сам. Кобылка устала. Тяжёлый ты. А идти до моего аила ещё дня три. Там я тебя долечивать буду, от врагов прятать.

Все процедуры заняли еще, наверное, с полчаса. Еще через час странная парочка была уже достаточно далеко, бредя вдоль уреза воды. Идти Григорию тяжело, но с каждым шагом он чувствовал, как силы возвращаются. Как постепенно отступает боль в плече.

– Вся река сегодня до самого Чумыша целебная. – Негромко бормотал Каначак. – Духи хорошо работать. Ты им нравиться. Говорят, много хорошо можешь сделать для их земли. Ещё говорят, что можешь уйти рано, но если не уйдёшь, то будешь жить долго и станешь ойротским и русским кааном! О!

– Попом что ли? – С явным пренебрежением спросил Григорий. Он как убеждённый анархист презирал этот род деятельности.

– Тьфу-тьфу-тьфу… Никаким не попом, – расфыркался Каначак. – Каном! Кам не священник, не поп. Кам проводник, помощник духов. Духи иногда нас слушают и делают, что мы просим. Если мы хорошие жертвы им приносим. Иногда и без жертвы могут помогать, как тебе. Ты бы тоже поблагодарил бы духов, они как-никак вывели из мира теней тебя. А кааном ты будешь, такова судьба. Ни одно ещё существо в этом мире от судьбы уйти не смогло.

– Посмотрим, – недоверчиво буркнул Григорий, – поблагодарить действительно надо, но тебя! Это же ты меня спас, а вовсе не духи там, какие-то. Да и не знаю я как благодарить того, у кого тела нет.

– Это просто! Я тебе вечером дам кумыс целебный. Ты его выпьешь. Только оставь на дне немного. Часть брызнешь в костёр, часть в реку, а часть в лес. Только делать это надо, думая о благодарности. В голове у тебя только благодарение должно быть. Вот сейчас пока едем, учись. Никаких чтобы в этот момент сомнений, ни каких воспоминаний. Только слова благодарности!

…

Наступил вечер третьего дня пути. Григорий за эти три дня вымотался так, как не выматывался даже на германском фронте. Хорошо хоть рана почти не беспокоила. То ли действовали нужные мхи и травы, которыми обрабатывал рану Каначак, то ли действительно духи ему подвластны. Питались они в дороге только подножным кормом, благо, что летом на Алтае съедобной зелени достаточно, да и хариус с чебаком в горных речках пока не перевелись. От этой пищи Григория уже подташнивало, но голод заставлял выкапывать по дороге луковицы саранки и корни репейника.

– Вот, сейчас по распадку спустимся, немного влево пройдём и увидим мой аил – сказал как-то на очередном привале Каначак. – Там у меня мука был, масло был, можно лепёшки испечь.

Через полчаса пути он внезапно остановил Григория, с силой схватив его за локоть.

– Ыгоры, стой! – тихим, но властным шёпотом остановил шаман спутника. – Гарью пахнет! Чужим человеком пахнет! Давай за тем камнем посидим, посмотрим, что тут происходит. Нельзя сейчас к аилу идти нам.

Валунов и скальных выступов вокруг много. Каначак притаился за одним из них. Григорий тихо поднялся на вершину сопки, чтобы проверить тылы. К счастью, наверху никого не было. Зато в той стороне, куда вёл его Каначак, над тайгой поднималась тонкая струйка дыма.

– Кажется, понятно, откуда в тайге запах гари. – Пробурчал про себя Григорий, – сожгли лихие людишки каначакову заимку. Искали там что, или самого Каначака ждали? Расспросить бы, да где ж их теперь поймашь…

Побеседовал так сам с собой минуту, постоял, оглядывая окрестности, и быстро спустился к старику.

Каначак встретил его, молча. При этом он как дико размахивал руками и таращил глаза. Тише, мол, не шуми! И точно, стоило Григорию улечься, как внизу со стороны тропы, по которой они пришли, послышались голоса.

– Федька, а тебе кто трепанул-то, что Каначак с золотом вернётся? – проворчал недовольный мужской тенорок, – ты, Федь, этого говоруна встретишь, так и за себя и за нас хлебало ему начисти. Три же дня тут как дурни просидели!

– Начищу, Ванятка, начищу, за мной не заржавеет, – отвечал ему солидный бас, – уж я энтому дикарю ижицу по всей харе расплескаю.

– Да, будет вам, мужики, – начал успокаивать их третий, – ну, не укараулили, мало ли, как оно бывает. Если шаман с золотом идёт, так его же и свои могли по дороге грохнуть. Золотишко ещё никому жизнь не удлиняло. Может и к лучшему, что мы Каначака не дождались. Грех это – человека живого убивать за просто так…

– Ну, ты Егорка скажешь! – уже затихая, засмеялся тенорок Фёдора, – инородца убить, это не грех. Он же в бога не верует, с бесями дружит, чертям ворожит. Как есть… – наконец, речь слилась с шумом реки и стала совсем неразборчива.

Григорий с Каначаком молча поднялись к пепелищу. От природы смуглый, старый кам потемнел лицом ещё сильнее. Он ссутулился, сжался и даже будто стал меньше ростом. Ноги привычно несли его по знакомой тропе всё ближе и ближе к месту, которое ему особенно дорого. Григорий молча поднимался следом, внимательно всматриваясь в землю. Он уже заметил, что из троицы только один носил сапоги. Двое босы. У одной босой ступни не хватало мизинца.