Борис Рогов - Анархист

– Не забыл я ничего, – сердито буркнул Иван. – Ты думашь, что с той поры как мы Мефодича на свою сторону распропагандировали, в Барнауле не догадались, что с их товарищем что-то случилось? Совсем за дураков красных считать не надоть!

– Это понятно, тут ты прав. – Рогов вздохнул. Придётся Барнаул стороной обходить, в Барнауле Мамонтова, да и меня, и тебя любая собака знает.

– Хорошо, с проездом мы как-то справимся, – снова подал голос Новосёлов. – А в Москве как? Как на нужных людей выходить?

– Тут я могу помочь, – вступил в беседу Григорий Гуркин. – Я же в Академии художеств четыре года учился. Город знаю. Даже, наверное, кого-нибудь из однокурсников смогу встретить. В то время, я считался экзотической зверушкой. Многие со мной хотели познакомиться. Тогда меня это даже задевало, а сейчас может и помочь. Только Москва – город недешёвый. Деньги нужны. Тем более, нам надо будет с разными тёмными личностями связываться.

– Деньги – не проблема. – Поднялся из угла Кайгородов. – У меня при себе полпуда золотой царской монеты имеется. Это лучше любых нонешних бумажек. Главное, это не профукать их по дороге, да и там, в первопрестольной, жуликов до чёрта. Боюсь я, что любого из вас первый же бродяга вокруг пальца обведёт. Поэтому золото дам, но только при моём участии в этой авантюре.

– Вот команда и сложилась! – Рогов с довольным видом окинул всех сидящих вокруг костра. – Я возьму на себя общее руководство, Александр Петрович будет обеспечивать охрану и денежное довольствие, а Григорий Иванович – диспозицию и связи с местным населением. Вот не думал я, что в нашей Алтайской глуши найдётся человек из Московской богемы… Удивил…

…

(Бийск, станционные склады)

Караульная команда Бийских станционных складов только что заступила на дежурство. Впереди мужиков ждала долгая февральская ночь. НКПС – контора серьёзная, почти военная, нравы в ней строгие, проверки новых городских руководителей, что сменили достопамятного Николая Правду, частые и тщательные. Поэтому сторожа относились к делу со всей серьёзностью. Страшно попасть под трибунал. Конечно, волна революционного террора, что захватила город после анархистских выборов, сошла на нет. Расстрелы прекратились, но разносы и угрозы, щедро раздаваемые новым предревкома, назначенным аж из Омска, не позволяли излишне расслабляться. Расстрелять может и не расстреляют, но из охраны выпрут – к бабке не ходить. А тут и паёк, и обмундирование, и на пост выходишь с ружьём, да ещё и премию обещают, если удастся вора поймать и уворованное вернуть.

Начальник караула Петро Торопенко, уже развёл стрелков по постам в пределах складских подъездных путей и у всех входов и выходов с обнесённой колючей проволокой, территории складов. Теперь он сидел в караулке, слюнявя карандаш для заполнения книги учёта и приёма-передачи вверенного имущества. Письмо давалось ему с трудом, но какой-никакой грамотой он владел, поэтому и попал в начальники. Когда Петро заполнил первую страницу формуляра, в дверь караулки кто-то громко постучал. Петро удивлённо поднял глаза от документа. Хмыкнул, достал наган и крикнул:

– Кто там по ночам колобродит? Михал Сергеич? – появилась у Петро мысль о внезапной проверке. – Давай, входи, проверяй. У меня всё в полном ажуре. Бойцы в караулке сидят своей смены дожидаются.

– Спокойно, товарищ! – В приоткрытой двери, громко топая сапогами, появилось какое-то чудо-юдо безобразное. Из-за низко расположенной притолоки входящий низко наклонил голову, так что лохматая чёрная папаха закрыла лицо. – Нам бы только ночь переночевать, а утром мы дале двинем. Вокзал закрыт, к обывателям стучаться не хорошо. Поздно уже, не резон людей пугать. Вот мы с товарищами и подумали, что в караулке свой брат-служивый всегда окопного товарища выручит.

– Эй! Какой я тебе товарищ? – Торопенко приосанился и принял неприступный вид большой шишки. – Я есть начальник караула привокзальных складов. Ты кто таков?

– Фамилия моя Рогов, – ухмыльнулся усатый, – а по имени – Егорий, в честь Святого Егория, что змия копиём протыкат. Следую из Улалы в Новониколаевск.

– Уж не ты ли пропал прошлым летом? – забеспокоился Торопенко. – Говорят, этот Рогов страшный головорез, чисто хунхуз.

– Нас Роговых на Алтае много. Гришан вот из Жуланихи, а я с Улалы. Прадед мой туда пришёл ещё в обозе отца Макария. Это знашь как давно было?

– Да, я-то со Слобожанщины, из-под Харькова, ваших туземных дел не ведаю. А в Бийске ты что забыл?

– Я ж тебе русским языком говорю! – Григорий стянул с головы папаху и пятернёй пригладил сбившиеся вихры. – В Новониколаевск мне надоть. Брательник у меня там. Донесли добрые люди, что Колян, так братку кличут, Колька с тифом слёг. В прошлу зиму, когда Новониколаевск от тифа вымирал, Колька даже не кашлял, а в эту – слёг. Сказывали, что если срочно ему не помочь, то в ящик сыграет запросто. А у меня есть средство алтайское. Мне моя бабка целых полштофа оставила. Мумиё называется. От любой болезни помогат.

– Что, правда, вот от любой хвори помочь может? – вдруг оживился Торопенко. – А можешь мне чутка отсыпать? Тогда бы я тебя не только переночевать пустил, а даже помог бы завтра на поезд сесть до самого Новоноколаевска.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением в голосе проворчал Григорий. – Я ить должён Коляна от тифа излечить… Хотя… Тебе, мил человек, для каких надобностев?

– Стыдно сказать, болесть я подцепил срамную. – Помолчав, признался Петро. – Девка гулящая за доброту мою и ласку меня и наградила. Сука!

– Все наши беды мужчинские через баб идуть, – многозначительно поднял палец Григорий. – Ладно, помощь мне твоя нужна, поэтому дам я тебе щепотку мумия этого. Давай посуду.

Петро вышел в поисках чего-нибудь похожего на аптечную ёмкость. Заворачивать волшебное зелье в бумагу ему показалось неправильным. Когда же вернулся в свой «кабинет», то обнаружил уже не одного Егора Рогова, а целых трёх могучих мужиков. Вернее двое могучие, а третий явно калмык.

– Давай посуду, – Григорий достал из-за голенища хищно блеснувший казачий засапожник с рукояткой из маральего рога.

– А ножик тебе на кой? – Забеспокоился Торопенко.

– Не журись, начальник, ножиком я тебе лекарство наскребу. Лечиться будешь.

Григорий аккуратно лезвием поддел немного чёрной густой массы из кожаного кисета и протянул Торопенко. Тот тут же подставил пустую жестяную табакерку, найденную в соседней комнате.

– Ну, вот, теперь вылечишься и будешь как новый, – Григорий спрятал нож на место. – Слушай, служивый, а механиком на завтрашнем паровозе кто? Мордатый, рыжий, с такущими усами? – он изобразил руками величину усов машиниста. – Я на его паровозе лопатой не один месяц уголёк кидал.