Алексей Борисов - Смоленское направление [litres]

«Это невозможно», – проговорил про себя Джал, готовя очередную заговорённую стрелу. В следующую секунду меч Савелия отсёк его левую руку. Второго удара не последовало, степняк свалился с лошади и тут же попал под копыта.

Видя гибель своего лучшего стрелка, Дэлгэр бросился на Савелия, вращая боевым кистенём. Всадники расступились, давая место поединку. Железный шар на цепочке вонзился в голову коня рязанца. Если бы Савелий не поднял лошадь на дыбы, то этот день был бы для него последним. Чёрный жеребец свалился на бок, потянув за собой огромного кочевника. Цепочка застряла в налобном доспехе коня, а петелька на рукояти не давала выпустить оружие из руки.

Савелий чудом успел вынуть ногу из стремени, но оружие осталось под павшей лошадью. Видя это, Ермоген метнул свой меч с крестом в его сторону, клинок вонзился в окровавленный снег рядом с Савелием.

– Сим победиши! – прокричал священник.

Савелий подхватил меч. Дэлгэр выхватил тяжёлую саблю. Время остановилось для поединщиков. Клинок, изготовленный мастерами Златоуста, столкнулся с персидским булатом. Обладая огромной массой, кочевник рубанул наискось, слева направо, пытаясь выбить тонкий меч и разрубить ключицу воина. Савелий увернулся от удара, но поймать здоровяка на противоходе не получилось. Тот после взмаха саблей прыгнул и попытался сбить рязанца с ног ударом кулака. Пришлось снова уворачиваться, но противник был уже в шаге от него и снова рубанул. С такой манерой ведения боя сотник ещё не встречался. Соперник действовал левой рукой, словно в ней кулачный щит, а правой настолько быстро размахивал саблей, что только по звуку можно было понять о свистящем клинке. Савелий наклонился вправо и вместо того, чтобы ударить, используя инерцию тела, перебросил меч в левую руку и нанёс укол, уходя приставным шагом дальше. Наконечник меча редко делали острым, оружие, предназначенное для рубки, не нуждается в этом, знал это и Дэлгэр. Поэтому и пропустил выпад, понадеявшись на зерцало и крепость кольчуги. Меч, пробил кольца, прямо под поясом, распорол поддоспешник, набитый конским волосом, и вонзился в живот.

Дэлгэр отступил на шаг назад, латная рукавица с глухим звоном слетела с левой руки. Потрогав пузо, он поднёс окровавленную руку к лицу и с рёвом бросился в атаку. Савелий только этого и ждал, кончик его меча был окрашен кровью степняка на ширину ладони, с такой раной уже не выжить. Кочевник пару раз взмахнул саблей, пытаясь достать вёрткого урусута, и остановился. Потеря крови и диабет давали о себе знать, в глазах стало рябить.

«Нужен короткий отдых, и пить, как хочется пить. Снегом, что ли, смочить пересохшие губы»? – пронеслось в голове монгола.

Дзын-нь! – Рязанец подбил саблю противника снизу.

Оружие выпало из рук Дэлгэра, степняк попытался дотянуться до сабли левой рукой, зажимая рану на животе правой, но сильный удар в лицо опрокинул его навзничь. Перехватив меч двумя руками, Савелий с хрустом вогнал Златоустовскую сталь в тело поверженного воина. Дэлгэр так и остался лежать, с крестом, торчащим из его груди.

Поединок богатырей, длившийся пару минут, окончательно сломил волю оставшихся в живых кочевников, те просто побросали оружие под ноги. Литвины, возглавляемые Свиртилом, погнались за удирающими степняками. Неприятель, который смог избежать удара палицы или топора, уносился к узкому настилу, дабы пересечь болото. Кто-то бросился напрямик, и тут случилось то, что потом многие завоеватели будут ставить в укор русскому воинству. Тонкий лёд не выдерживал, и болотная жижа распахивала свои объятия, принимая в себя врагов земли Смоленской. Стрелки Свиртила просто расстреливали противника из луков, принуждая не успевших к переправе сложить оружие и слезть с лошадей.

Ермоген сполз с кобылы, небрежным движением руки отряхнул древки стрел, утыкавшие фелонь, перекрестился и подошёл к Савелию. Смоляне, видя, что стрелы не причинили никакого вреда священнику, попадали на колени. Плененные кочевники, узрев подобное чудо, рухнули в снег, уткнув в него головы.

– Господь даровал победу православному воинству! – Иерей обвёл рукой пространство вокруг себя. – Запомните сие место, смоляне.

– Спасибо за помощь. – Савелий вытащил меч из тела убитого Дэлгэра, вытер снегом клинок и протянул Ермогену.

– А ты, поди, не крещёный? – еле слышно проговорил священник, наклоняясь к уху сотника.

Рязанец промолчал, так получилось, что мать Савелия умерла при родах, а отец с дедом не вылезали из военных походов, продавая свои мечи как можно дороже, пока не осели в Рязани. Все считали, что ребёнок крещён, поэтому и не задавали вопросов.

– То дело поправимо. – Ермоген принял свой меч, перекрестил им сотника, обтёр его лицо водой от растаявшего в ладони снега, прочёл короткую молитву и пошёл искать обронённые ножны. Смоляне продолжали стоять на коленях до тех пор, пока меч снова не превратился в посох.

Смоленское ополчение возвращалось в город. Во главе ехал Ермоген, за ним Савелий, Лось с хоругвью и Велимир. Сани с трофейным оружием плелись чуть позади, за ними шло ополчение, возглавляемое Васькой Щукой, и оставшиеся в живых северяне, в серёдке колонны во главе с Ишаей девять саней с ранеными, в самом конце брели сорок пленных степняков. Оставшихся трофейных лошадок увёл Свиртил, присутствие недавних оккупантов в столице было не желательно. Егорка за три часа до прихода рати примчался в город и известил Евстафия, что одержана полная победа и ополчение вот-вот войдёт в город. Герасим в это время находился в лавке купца, подмигнул приказчику и тихонечко ушёл к себе на колокольню, обдумывая по пути просьбу последнего.

– Идут! Идут! – кричали смоленские мальчишки, высыпая на улицы.

Егорка только успел забежать в терем Савелия, сказать матери, что все живы, да известить Елену, чтобы встречала мужа. Ну, ещё возле кузницы Данилы-бронника проскользнул, так, на всякий случай. Откуда мальчишки узнали?

Войско шло через весь город в сторону детинца, как раз к церкви Михаила Архангела, где по идее Ермоген должен был провести молебен, не хватало только боя барабанов. Сотни горожан пристраивались к воинству и шли позади, мальчишки иногда кидали снежки в пленных, но кто-то из взрослых цыкнул, и баловство прекратилось. В этот момент на колокольне ударили в средние колокола, до вечерней службы было ещё пару часов, но город залил красный трезвон [18]. Разнообразие ритмичных звуков говорили о каком-то торжественном и радостном событии.

Герасим превзошёл самого себя, казалось, что колокольная песня рассказывает о любви русичей к своей Родине. Тревожный набат больших колоколов в начале, томительный перезвон средних и торжественный гимн в завершении перелились в одно целое. Когда ополчение дошло до церковной площади, языки колоколов замерли. Ермоген поднялся на ступеньки церкви и обратился к народу: