Алексей Борисов - Смоленское направление [litres]

Вечером, после ужина, сотник рассказал, что Святослав интересовался обороной Рязани, так сказать от первого лица, расспрашивал о тактике кочевников, действиях защитников, количестве воинов. Вскользь поинтересовался, как удалось выбраться из горящего города с тяжёлыми сумками, много ли людей вывел и где они сейчас. В конце разговора коснулся самой щекотливой темы. Савелий был поразительно похож на покойного князя Давыда.

– Что, прямо так и сказал? – перебив рассказ сотника, спросил я.

– Ошибся Мстиславович, не на Давыда я похож, а на своего деда. – Савелий распутал цепочку, застрявшую в пуговице, и передал мне. – А вот дед покойный действительно был похож на Вячеслава Ярославина, князя Смоленского ибо был ему бра… Это я сам от него случайно услышал, когда ещё без портков ходил.

Степанида отодвинулась от двери, ведущей в светлицу, и на цыпочках стала спускаться на первый этаж. Вот это новость, хозяин дома предок известного Вячеслава Кесарийского. Ох, не зря она задержалась в доме.

На следующее утро я навестил сына кузнеца. Пётр пошёл на поправку, видимо, лекарства дали необходимый толчок молодому организму, и состояние больного можно было расценивать как стабильное. Данила чуть ли не прыгал от счастья. Единственный сын, помощник, наследник секретов и продолжатель славной кузнецкой династии мог уже пить юшку из ухи и внятно отвечать на вопросы. Для меня же пришло время непростого разговора. Мы остановились перед кузней и теперь смотрели друг другу в глаза.

– Послушай, Данила. Есть один вопрос, который вскоре придётся решать.

– О чём ты, иноземец? Если об оплате за врачевание, то не беспокойся, оплачу, сколько скажешь. – Бронник хлопнул ладонью по поясу, где, по-видимому, должен был висеть кошелёк.

– Плата будет большая. Сын челядинки моего друга виноват в том, что произошло с Петром. Суда не должно быть.

– Вот ты как, Алексий. – Данила стал серьёзным, улыбка исчезла, пудовые кулаки сжались. – За сына, то, что лечишь – спасибо. Да только не простое дело тут. Роду обида нанесена, кровная обида. Понимаешь?

– Возьми виру, кузнец, по Правде. С того света парня вернули.

Данила задумался. Этот вопрос уже обсуждался у него дома, и к общему решению родственники не пришли. Слова кузнецу дались через силу, но перечить спасителю сына он не стал.

– Добро, Лексей, если сынок мой Егорушка будет здоров как раньше, то виру назначаю в двадцать гривен. Так по Правде будет, о том уже толковали.

Я кивнул соглашаясь, а сам задумался. Платить серебром возможности не было, прутиков осталось слишком мало. Вообще-то был расчёт отдать набор инструментов для изготовления кольчуги, но в кузне я увидел практически те же самые приспособления. В итоге моё предложение выглядело бы весьма скромным. Помимо этого мне захотелось подружиться с кузнецом. Тут лучше дать больше, чем надо. Вот только что? Секрет нержавеющей стали или температурный режим отпуска? Толку с этого, если в своей кузнице он не сможет использовать полученные знания.

– Данила, сколько стоит твой самый лучший доспех? – поинтересовался у мастера.

Кузнец вспомнил свою лучшую работу, когда черниговский сотник, будучи в составе посольства, не торгуясь, заказал для себя новые доспехи.

– Хм, черниговец в прошлом году отвесил сорок гривен за полный доспех, три месяца ковал. Железа свейского уйма ушла, угля ещё больше. Только к чему этот вопрос?

– Договоримся так. Тебе принесут к концу недели бронь, как раз на Петра. Таких доспехов ты ещё не видел, думаю, не хуже, чем у черниговского сотника. Её стоимость оценишь сам. Так согласен?

Данила согласился взять виру товаром, но условие выздоровления сына стояло на первом месте. На том и расстались. День прошёл без происшествий и приключений. Степанида выяснила, что местные воришки ошиваются на Подоле, главарь у них – владелец мелкой харчевни по кличке Несун, но серьёзных дел за ними нет. Кошеля режут, так где такого нет? Все о том знают, но пока не пойман – не вор. Грозные тати, обитающие вокруг города, недавно сгинули, и о них ничего не слышно. Большего разузнать не удалось, хотя и этой информации было достаточно. Дальнейшее пребывание в Смоленске не имело смысла. В полдень следующего дня рыбак доставил нас к тому месту, откуда забирал, и, пообещав появиться к концу недели уже к строящейся крепости, отбыл назад. Он становился связным, с обязательством бывать у нас четыре раза в месяц. Не бесплатно, конечно, а за мешок пшеничной муки и полпуда соли, не поваренной «чёрной» поморской (запечённой на хлебной основе с добавлением водорослей), а белой, которую с лёгкостью можно было продать за две третьих гривны. Что такое соль для рыбака, объяснять не требовалось.

По приезде в лагерь меня ждало разочарование, и я чуть было не поругался с Фролом. Плотники приостановили работу, выстроив только первый этаж, при этом закончив часовню. Причиной тому была печь, требовалось время для каких-то экспериментов и свободный доступ сверху.

– Ещё три дня ждать, – авторитетно сообщил Игнат.

Спорить с печником, не владея тонкостями строительства системы отопления, было бесполезно. Ночью, часа в три, пока никто не видит, пробрался к двери камня и через секунду стал стаскивать с тележки мешки и тюки с необходимыми вещами. Последний мешок был самым тяжёлым, в нём лежала бригантина для Петра вместе со шлемом, поножами и наручами с рукавицами. То, что размер брони несколько превосходил габариты сына кузнеца, а лицевая часть шлема хундскугель походила на волчью морду, меня не смущало. Если Данила работает с доспехом, то наверняка подгонит по любой фигуре и маску заменит на что-то подходящее. Картинка с расположением стальных досок прилагалась, и повторить изделие не составляло бы большого труда, если… вот тут и должен был сработать мой план. Одинаковая толщина пластин по всей площади, а также просверленные, а не пробитые отверстия обязательно заинтересует мастера. Всё это заставит Данилу искать меня и выспрашивать, а уже тогда я буду ставить ему условия. Мне захотелось заиметь кузнеца либо обученного подмастерья у себя под боком.

Рыбак отчалил с восходом солнца под стук топоров. Отпускать малознакомого человека с дорогими вещами было опасно. Дело не в доверии, всякое может произойти на реке, и рязанцы тянули жребий, кто отправится сопровождающим в Смоленск, – победила молодость. Велимир только удивился, что в этот раз ему не отсыпали серебра на кутёж.

– А куны? Куны дадут? – спросил он, садясь в лодку.

– Держи! – Я бросил в лодку маленький мешочек с сувенирными монетками. – Тут две дюжины кератиев, это на кошт и на священника.

Проводив лодку, я направился инспектировать часовню. Это было маленькое, неказистое по сравнению с домом строение, представлявшее собой четырёхстенную избушку с ганкой и луковицеобразной крышей, выкрашенной золотой краской. Зато стоило мне в неё зайти, как тут же наступило понимание, что внутреннему убранству часовни могла позавидовать даже городская церковь. Современные иконы с изображением Георгия Победоносца, архистратига Михаила, Иоанна Воина копировали иконописцев текущего столетия и составляли иконостас. Под ними в кадиле должен был дымить патриарший ладан. По обе стороны от икон стояли подставки под свечи, а на полу расстилалась красная ковровая дорожка. В общем, один в один как на оставленных мною рисунках. Население лагеря было довольно, особенно артель строителей. Для них это являлось какой-то ступенькой в строительной иерархии. Абы кого для постройки культовых сооружений не приглашали. Только проверенных мастеров. И если в портфолио было возведение храма или красивой часовни, то расценки за их труд подскакивали иногда на четверть. Теперь необходимо было освятить их зодчество.