Алексей Борисов - Алтарь Святовита

Несколько сообразительных мальчишек забрались на крышу корабельного сарая и свысока кричали остальным о наиболее примечательных вещах.

– Воев пяток всего! Ребенок с ними! Это купец, что давеча у нас был!

Со шнеки спустили сходни, и первым на причал сошел Антон. Купец поправил подбитый мехом куницы тяжелый парадный плащ, демонстрируя золотую застежку, снял шапку и поклонился народу.

– Мир вам, добрые люди! – произнес Антон, с улыбкой смотря на пригорок, где стоял Гюнтер в окружении своих рыцарей. – Добрые вести я вам привез, и не только их.

Вслед за купцом на берег сначала сошли двое слуг с небольшим, но тяжелым сундучком в руках и проследовали за Антоном, направлявшимся к князю. Потом Торвальд, за ним Ларс, помогший перебраться на доски причала пожилой женщине, а за ней, закутанная в длинную соболью шубу, рыжеволосая девушка, крепко державшая за руку маленького ребенка, также укрытого драгоценным мехом с головы до пят, отчего мальчик это или девочка, было не разглядеть. Пятеро охранников, пропустив перед собой трех молоденьких девушек, скорее всего служанок, замыкали шествие. Экипаж оставался в шнеке и также глядел во все глаза, с той лишь разницей от самолвинцев, что высматривал наиболее привлекательных девиц из местного населения.

Слуги, остановившись напротив Гюнтера, поставили сундучок и отошли в сторону. К нему подошел Ларс, открыл ключом замок и, откинув крышку, показал содержимое. Внутри вперемежку с монетами и рублеными слитками лежали серебряные кубки, высовывался край золотого блюда, виднелись украшения: кольца, нитки жемчуга, самоцветы и несколько кусков янтаря в оправе. Стоявший слева от Гюнтера Трюггви тотчас опознал среди сокровищ свои подарки, захваченные им с франкского корабля, но на них он взглянул вскользь. Взор датчанина был устремлен на рыжеволосую девушку, прижавшую к своим ногам ребенка, глаза которого буквально сверлили Трюггви.

– Матушка, это Гюнтер Штауфен, князь этих земель, – представил пожилой женщине встречавших Ларс, – это его жена, это Алексий, дядя княжны, Трюггви тебе представлять не надо, это народ Самолвы.

Пожилая женщина внимательно осмотрела каждого из представленных, фыркнула, глядя на Трюггви, после чего Ларс сделал шаг вправо и громко объявил: – Хозяйка Сконе Элки, жена славного Холлдара вместе с дочерью Гунндис и внуком Элуфом.

Штауфен еле заметно кивнул головой женщине и, обращаясь ко всем собравшимся, во весь голос заявил:

– Самолвинцы! Сегодня у нас праздник. К всеми любимому нами Трюггви из далекой Сконе приехала его невеста Гунндис. Готовьте столы и угощения, несите из подвалов замка вина и мед, разжигайте костры, надевайте лучшие одежды, скоро будет свадьба!

Люди возликовали. Возгласы одобрения словам Гюнтера передались на шнеку, и та немного закачалась, когда гребцы поняли, о чем шла речь.

Не ожидавшая такого поворота событий Элки даже не нашла, что сказать в ответ. Свадьба дочери, конечно, подразумевалась, но чтобы все произошло так быстро, да еще объявлено во всеуслышание, лишило ее дара речи. Правда замешательство это длилось всего секунду, и привыкшая повелевать женщина быстро взяла себя в руки. Гордо приподняв подбородок, хозяйка Сконе сухо промолвила:

– Мне долго еще ждать?

Однако эта фраза уже не имела значения. Приближенные Штауфена расступилась после слова «долго», и перед Элки показалась ковровая дорожка, ведущая к крытому возку запряженных четверкой лошадей. Дверца была предварительно распахнута, а Гюнтер взмахом руки предлагал пройти вперед. Удивленная таким почтением к себе, хозяйка Сконе растаяла как снеговик весной.

– Моя карета довезет вас к замку, госпожа Элки. Будьте моей гостьей.

В просторном салоне возка разместилась чета Штауфенов и Элки с дочерью и внуком.

За глаза Элки называли «баба в кожаных штанах». И еще не понятно, кто кого взял в жены тридцать лет назад. Холлдар Элки, или она его оженила. За то время, пока ее муженек шастал по походам, она умудрилась превратить захудалую усадьбу, данную ее отцом в качестве приданого, в настоящую крепость, а после того, как Холлдар лишился ноги, полностью взяла все управление Сконе в свои руки. Помимо прилежного домоводства, Элки знала несколько языков, держала при себе ученого раба и разбиралась в звездах, и уже больше как хобби, знала, как правильно засолить рыбу. Гюнтер из рассказа Трюггви это все знал, посему и решил показать, кто в Самолве хозяин, не умаляя достоинства Элки. Пусть чувствует себя как дома, но не забывает, что в гостях.

Карета медленно тронулась по укатанной дороге от пристани к замку. Проехали рыбный завод, пашню, засеянную озимой пшеницей, минули Изборскую слободу, новый причал. У мельницы с мастерскими, где дорога шла в горку, Гюнтер небрежно поправил шторку на окне, мол, смотреть особо не на что, и достал из шкафчика, спрятанного под ногами, жестяную коробочку с конфетами.

– Угощайтесь. Это леденцы. Жена бургомистра делает.

Гунндис достался зайчик на палочке, мальчику солнышко, а Элки выбрала, как и Гюнтер, медведя. Сладкие, немного с кислинкой леденцы Инга уже как неделю варила на продажу в Псков. Правда, до рынка города еще ни один не дошел. Все разбиралось на месте, либо расходилось по соседям. В перспективе их рассчитывали выдавать за товары с востока и даже изготовили пробную партию деревянных шкатулок, куда леденцы складывались, с непонятными для обывателей надписями на крышке. Возможно, какой-нибудь востоковед, чудом оказавшийся в районе Чудского озера, сумел бы прочесть название сладостей. Но что бы это дало? А так, буквы чужие, сладости со вкусом не произрастающего тут лимона, следовательно, товар не местный и стоит соответственно с учетом доставки немерено. Мечты, мечты. На практике все вышло иначе. В шкатулках стали хранить нитки для вышивания, а леденцами хрустеть дети.

– Необычный привкус, ― сказала Элки, катая за щекой кусочек леденца в виде головы медведя, ― на мед не похоже, хотя сладко и вкусно, как клюква. Из чего это сделано?

– Не поверите, ― Гюнтер продемонстрировал остатки леденца перед Элки, ― из свеклы. Полпуда на один такой леденец.

Хозяйка Сконе сделала выводы, что лакомство того не стоит, и лишь покачала головой, выражая тем самым неудовлетворение расточительности князя. В ее представлении, переводить пищевой продукт на всякую гадость, пусть и вкусную, не следовало ни в коем случае. Ну, ничего, за эту зиму она порядок здесь наведет. Пусть не у князя, но у Трюггви так точно, а то не видать дочке богатства и счастья.

– А поле, что мы проезжали, чем засеяно? ― поинтересовалась Элки.

– Пшеницей, озимой. Надеюсь, в июле снять урожай сам-десять.