Александр Алексеев - Пилюля

– А хотите анекдот, – встревает Колобок, – Участковый стоит над утопленником и составляет протокол осмотра. Пишет: "Протокол об утопании"… Зачеркнул. Опять пишет: "Протокол о утопии". Зачеркнул. Подумал и окончательно пишет: "Протокол о входе тела в воду и не выходе из нее".

Ржёт. А Анечка смотрит на своего "утопленника" со слезами… Потом вспоминает что-то:

– Тётя Клава просила… Её начальник Николай Петрович просил Василия Иосифовича помочь в военную академию поступить. Вот Сталин подписал направление. Скоро "Кинштейн" учиться уйдёт на подготовительные курсы. Клавдия Петровна хочет ему песню спеть. Про возвращение в строй. Может вспомнишь…

И, хитрО так улыбается…

Она догадалась, что ли… Да ну нах…

Беру блокнот у Колобка, слюнявлю карандаш, пишу слова.

– Аккорды сам подберёшь…

Отходим в уголок, где я поначалу тихо, а потом и громко начинаю петь представляя, что мне подыгрывает симфонический оркестр… [28] https://youtu.be/PT9Vai4pYAM

Тут спустившаяся со второго этажа немолодая медсестра, дождавшись окончания песни, покачала головой и прокричала в коридор:

– Больные и выздоравливающие – по палатам. Вечерний обход.

Перед тем как выйти на мороз, Аня залезла в карман и достав мандаринку протянула мне. И прижалась, как кутёнок ищущий ласки. Колобок увидев в моей руке тайный символ Нирваны фыркнул:

– Ну вы блин даёте…

– Дурак, – сказала ему Анечка сделав страшные глаза. Обернулась и уже ласково мне:

– Поправляйся, Юрочка. До завтра.

Предел тупости – рисовать яблоко как оно есть. Нарисуй хотя бы червяка, истерзанного любовью, и пляшущую лангусту с кастаньетами, а над яблоком пускай запорхают слоны, и ты сам увидишь, что яблоко здесь лишнее.

Не такое это простое дело – ходить в гости! Когда мы идём, главное делать вид, что мы ничего не хотим.

7 февраля 1950 года.

Утром звонил Изотов спрашивал как я. Сказал ещё, что Пучков вчера заболел. Температура тридцать восемь. Из дубля ВВС ещё одного вратаря вызвали.

Хреново. Так и до меня очередь дойдёт. Это будет просто позор.

Хожу на процедуры, на осмотры. Вроде, кругом здоров. Особенно для семидесятилетнего. Хе-хе. Очередь нашей палаты на "свежие" прошлонедельные газеты будет завтра. Рыбаковский "Кортик", что вчера принесла Анечка пошёл по рукам. Сейчас Денисыч читает. Задолбал своими вопросами. Не удивительно. У мужика четыре класса образования. Читает по складам. Остальные от делать нечего травят байки. Вот очередная:

– В сорок четвёртом над Западной Украиной лётчика из нашего полка Миху Девятаева сбили. Тот в плен попал. Как потом оказалось на немецком аэродроме работал. И вот он в начале сорок пятого со своими пленными товарищами у немцев бомбер угнал и на нашей стороне сел.

– И чё? Орден дали?

– Не, в спецлагерь отправили. А за Миху и наш героический комдив Покрышкин и комполка Бобров просили. Да, что там… Комполка Бобров – мой земляк из Луганска. На двух войнах больше пятидесяти самолётов сбил. А Героя не дали. Покрышкин до сих пор в полковниках ходит. Вроде как с молодым Сталиным поцапался.

– Но-но. Разговорчики, – вставил своё замполит капитан Краев, – Не распространять слухи, а то на карандаш возьмут.

Тут другой летун включился.

– А у нас над Западной Украиной тоже Миха только Лиховид геройство совершил. Не сдался в плен бандеровцам у сломанного самолёта, отстреливался до последнего. А те его сожгли заживо. Лиховиду посмертно Героя дали…

Под такие вот разговоры проскучал я до вечера. А вечером приехал Изотов. Вышли в коридор. Тот сразу мне врубает новость:

– Всё хорош лечиться. Завтра на тренировку. Коротков кипятком ссыт.

– Что? "Даугаве" просрали?

– Просрали… Василий Иосифович так в раздевалке орал… Мне тоже досталось. Типа это я тебя в госпиталь послал, а на воротах стоять некому.

Пока подписывал бумажки, Коля мне поведал об игре:

– Вышли мы бодро. Думали – шапками закидаем. А хрена… Они отбиваются всей пятёркой. Что ни контратака – нам банка. Первый период продули 2:4, второй 2:3. На третий Коротков нового вратаря выпустил. Встал Саша Осмоловский. Период выиграли 2:1, а игру проиграли 6:8.

На выходе сталкиваемся с Пилюлей. Оказывается она у главврача напросилась на работу в ночную смену.

– А я хотела с тобой подежурить, – говорит подруга, и вкладывает мне в ладонь мандаринку.

– Ну, всё голубки. Закругляйтесь. У меня дел ещё полно. – кричит от машины Изотов.

– Ну, пока, – говорю глядя на разноцветное пилюлино окологлазье.

– До завтра, – улыбнувшись, тычет меня распухшей губой.

Едем, а я, улыбаясь, вспоминаю, глядя на оранжевый фрукт, что при каждом визите в общагу подруга с боем выпроваживает Колобка, закрывает дверь на крючок, и начинает чистить мандаринку…

В общежитии тётя Клава с порога обрадовала, что мы – Победители! Наша стенгазета лучшая среди вэвээсовских общаг.

– Абрамян на двадцать третье февраля к дню Советской Армии пообещал начальству ещё сделать, – говорит с придыханием радостная комендантша.

Ему нужно – пусть и делает.

– А грамоту Алёша забрал. На работе покажет, – прерывает моё молчанье победительница местного соцсоревнования, – потом твоя очередь.

– Не очень, то и хотелось, – отвечаю, поднимаясь по лестнице.

– А ещё написали в газетах, что будет снижение цен на хлеб, масло и мясо на четверть и больше. Первого марта, как всегда, – крикнула мне в след неугомонная распространительница новостей.

От Колобка тоже новости: на сборы в Грузию едем двадцатого марта на три недели. Перед сборами с 6 марта всем – неделя отпуска. Можем в Горький съездить. Потом Васечка уже отработанным движением фокусника достаёт из-под подушки чёрную блестящую "лимонку". И вдруг как бы нечаянно выдёргивает чеку, роняя гранату на пол. Непроизвольно выскакиваю в коридор, слушая весёлый гогот озорного соседа. Захожу назад, тот вещает:

– Она же учебная. Борзой сотку содрал. Просил две – я сказал больше нету.

– Спрячь под пол. Туда где деньги. Это тебе не игрушка. За такое и посадить могут.

Вот же, блин, в войнушку не наигрался…

– А знаешь почему её "лимонкой" называют? – спрашиваю Васечку после завершения операции по пополнению схрона.

– На лимон похожа?

– А нет, дорогой. Она на ананас похожа. А запал к ней придумал некто Лемон. Вот и пошло – "лимонка".

Перед сном завалились "тёплые" Стёпа с Алёшей. Стали парами в дурака играть на деньги. Мы с Колобком их на пятёрку наказали. "Пьянству – бой". Сказав им на прощанье: "Как жаль, что вы наконец-то уходите!" – я завалился на кровать. Колобок, положив голову на подушку, тут же засопел. Хорошо, что сосед не храпит, а то уши на ночь пришлось бы затыкать.