Бронислава Вонсович - Гимназистка

— Юрий, у меня создалось впечатление, что кто-то из нас перечитал дамских романов, и этот кто-то — не я.

— Пожалуй, я вас всё-таки ненадолго оставлю, — кашлянул Владимир Викентьевич, явно скрывая рвущийся смешок. — Но учтите, Юрий Александрович, если мнение Елизаветы Дмитриевны после разговора с вами не переменится, больше я вас в свой дом не приглашу. Елизавета Дмитриевна, прошу вас уделить этому господину пять минут.

Я обрёченно села в кресло, уверенная, что Юрий в пять минут не уложится.

— Лизанька, почему ты так ко мне жестока? — сразу начал он оправдывать мои ожидания. — И это после того, что между нами было?

— Юрий Александрович, почему вы так ко мне жестоки? — в тон ему ответила я. — И это после того, как я несколько раз вам уже сказала, что я вас не помню. А у вас нет ни малейших доказательств тому, что нас вообще что-то связывало.

— Почему же. — Он довольно улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана кителя тонкую пачку писем, перевязанную атласной розовой ленточкой. Ленточка была мятой и не первой свежести, что косвенно намекало: наша переписка имеет долгую историю. — У меня остались ваши письма, Лизанька. Прекрасные письма, полные любви, отражающей вашу душу.

Я резко протянула руку и выдернула пачку, на что Юрий точно не рассчитывал, и пока он не опомнился, торопливо сказала:

— С вашей стороны, Юрий Александрович, так благородно вернуть мне письма. В самом деле, если уж начинать отношения с чистого листа, то он должен быть именно чистый.

— Но я не могу вам их вернуть, — всполошился он. — Это всё, что осталось у меня на память от той Лизы, которой вы были до трагического происшествия. Нежной, любящей, жертвенной.

Он протянул руку, явно собираясь забрать письма, но я не находила в себе ни нежности, ни любви, ни, тем более, жертвенности по отношению к этому типу, поэтому возвращать ничего не стала, лишь вытащила из-под сплющенного бантика картонный прямоугольник с надписью: «Лизанька Седых» и торжественно вручила её Юрию.

— Здесь чистая обратная сторона, её вполне можно использовать, чтобы написать ещё чьё-то имя. А то запутаетесь ненароком. Видите, Юрий Александрович, с вашей стороны тоже не было ничего серьёзного, если вам приходилось дополнительно указывать, с кем у вас переписка.

— Мне просто было приятно написать ваше имя, — вяло возразил Юрий.

Он повертел картонку и засунул её во внутренний карман. Вряд ли он решил сэкономить, скорее, посчитал, что выглядит глупо с таким доказательством легкомысленного отношения к нашему роману.

— Юрий Александрович, если вам больше нечего сказать, то я, пожалуй, пойду, — решила я, приподнимаясь с кресла.

— У меня есть что ещё сказать, Лиза, — довольно жёстко возразил он и активировал защиту от прослушивания.

Пожалуй, стоит задержаться. Не для того, чтобы выслушать, что там ещё придумает этот наглый представитель клана Рысьиных, а для того, чтобы изучить плетение. Пожалуй, я смогла бы его повторить… Если бы знала, как соединяются эти блоки. Рассмотреть внимательно мне сейчас никто не даст, а при беглом взгляде можно чего-то не запомнить. Хотя я всё равно попробую. В конце концов, защита от прослушивания не должна получиться убийственной для создателя, можно поэкспериментировать.

— Так вот, Лиза, — продолжил Рысьин всё тем же тоном, — Фаина Алексеевна дала добро на наш брак, но на таких условиях, что я не рекомендовал бы тебе соглашаться. Мне кажется, княгиня уже пожалела о своём опрометчивом поступке и может вернуть тебя в клан на не столь невыгодных условиях.

И тут… Я чуть на кресле не подпрыгнула от неожиданности. К сфере Рысьина приблизился тоненький полупрозрачный щуп и уверенно вклинился между деталями плетения. Так вот что делают настоящие специалисты, не рискующие своими руками! После того, как в подслушивающем куполе появилась достаточных размеров дыра, внутрь просочилось ещё одно плетение, чем-то напоминающее в магическом зрении слуховую трубку. Уверена, Владимир Викентьевич сейчас со всеми удобствами будет слушать всё, что тут говорится и что Юрий считает неподходящим для его ушей. Огорчало, что я не могу с такими же удобствами за всем этим наблюдать со стороны.

— Вы не рекомендовали бы мне соглашаться на предложение княгини, потому что никогда не собирались на мне жениться? — усмехнулась я.

— Что ты, Лизанька, я был бы счастлив, согласись ты выйти за меня, — довольно пылко ответил он. — Хочешь, поклянусь в этом? По-настоящему поклянусь, призывая магию и богов.

Я кивнула, опять с трудом оторвав взгляд от подслушивающего плетения и переведя его на Юрия. Уверенности, что я всё запомнила как надо, не было, но смотреть дольше — вызывать ненужные подозрения. К тому же стало любопытно, как Юрий будет выкручиваться. Но он выкручиваться не стал, поднял глаза к потолку, пробормотал странное архаичное выражение, в конце которого выдал:

— Жизнь мою ставлю порукой тому, что хочу получить согласие на брак от Елизаветы Седых.

После краткой паузы в небе раздалось погромыхивание, не столь быстро и не столь громко, как у княгини Рысьиной, словно боги, или кто там за них на небесах, засомневались, стоит ли подтверждать такую сомнительную клятву. А что она сомнительная, я была почему-то уверена. Что-то настораживало в формулировке. Но подумать Юрий мне не дал, встал передо мной на одно колено и взял мою руку в свои.

— Лизанька, я был бы счастлив, согласись ты на моё предложение, но не на таких условиях. Как я говорил, нам надо всего лишь немного подождать и княгиня к нам смягчится.

Взгляд его не отрывался от пачки моих писем, поэтому на всякий случай я подсунула их под себя, чтобы у него не было возможности неожиданно схватить и удрать с добычей. Почему-то подумалось, что рыси у меня доверия не вызывают ни в какой ипостаси. Правда, во второй я их не видела, но уже заранее была уверена, что тоже не вызовут.

— Встаньте, Юрий Александрович. Пока что ваша княгиня пытается выдворить меня из гимназии, — заметила я, отнимая руку. — Наверняка чтобы у меня оставались только два варианта, что делать: идти к ней на поклон или погибать с голоду.

Юрий поднялся с пола элегантным жестом, наверняка не единожды отработанным на поклонницах, и небрежно бросил:

— Полноте, Лизанька, Звягинцев тебе с голоду помереть не даст. Я, конечно, предупреждал ему не доверять, но на улицу он тебя не выбросит, не тот характер. Если уж упрётся, сама княгиня идёт ему на уступки.

— Но я не хочу, чтобы у него из-за меня были неприятности. Возможно, лучший вариант — уехать подальше?

— Возможно. — В глазах Юрия промелькнуло что-то весьма похожее на удовлетворение. — Но скрыться от княгини будет не так уж и просто.