Алекс Шу - Битва за Родину [СИ]

Настя с ещё парочкой девочек рисовала плакаты с красивыми воззваниями. Сэнсея на месте не было. Но Серега предупредил, что Зорин успел переговорить с председателем. Праздник он перенес, и ждал нас утром в субботу, на обещанное показательное выступление.

Малявку такое столпотворение смутило. И она сидела в комнате с художницами, куда я её привел, ниже травы, тише воды. Но я, быстренько решив все дела, решил погулять с девочкой в парке. Заодно и Свету пригласить для компании, чтобы Маше было веселее. Шатенка дала мне телефон общаге «на всякий случай», ещё на первой встрече в парке. Номер помнил наизусть, и позвонил в общежитие, прямо с клуба.

Марья Степановна, как всегда, бдила на боевом посту. Попросил позвать Свету. Бабка поворчала для порядка, но не отказала. Пообщался с шатенкой и договорился встретиться в 18:15 у каруселей. Предупредил, что приду с младшей сестренкой.

Усаживаемся с малышкой на одной из скамеек, недалеко от аттракционов. Ребенок доедает мороженое, весело болтая ножками. Забираю у неё обертку, выбрасываю в мусорное ведро рядом, и вытираю перепачканную довольную рожицу носовым платком.

– Солнышко, мне с тобой нужно поговорить.

– О чем? – синие глаза малявки светятся любопытством.

– О том, что произошло в детдоме. Извини, я знаю, это не очень приятно, но необходимо.

– Хорошо, – веселье исчезает из глаз крохи. Личико становится серьезным и сосредоточенным.

– Скажи, Гудыма к тебе больше не приставал?

– Нет, – простодушно отвечает малышка.

– А вообще ты с ним сталкивалась, после нашего визита? Может какие-то ситуации были?

Девочка задумалась.

– Ну, я его видела постоянно, – протянула она, – мы же в одном детдоме живем. А, нет, был один случай. Я в туалет вечером после отбоя вышла. И Толик был в коридоре. Увидел меня и скривился, как будто лимон проглотил, отвернулся, что-то тихо бормотал, я не слышала. Но не приближался и не приставал.

– Когда это было?

Малявка начала сосредоточенно загибать пальчики – Сегодня среда? Вторник, понедельник.… А точно, в воскресенье вечером.

– А кто-то ещё тогда в коридоре был?

– Нет, никого. Только мы вдвоем.

– Отлично, – сформировавшийся у меня план приобрел конкретные очертания.

– Машуль, мне нужна твоя помощь, – смотрю в глаза крохе.

– Какая? – простодушно спрашивает девочка.

– Сейчас расскажу. Сначала выслушай меня и не перебивай. Но разговор должен остаться между нами. Это секрет. Мой и твой. Никому рассказывать о том, что я сейчас скажу не нужно. Ни Оле, ни другой подружке. Это очень важно для меня. Я могу быть уверен в твоем молчании?

– Да, – твердо кивает кроха с сосредоточенным личиком. Девочка предчувствует всю серьезность разговора.

– Маш, как ты думаешь, как я смог оказаться вечером во время пожара у детдома?

– Не знаю, – малявка забавно морщит лобик, – Ты знал, что дом загорится? Тебе кто-то сказал?

– Машуль, мне никто ничего не говорил. Сама подумай.

– Тогда, – глаза девочки изумленно расширяются, – Леша, ты волшебник?

– Нет, – мои губы невольно расползаются в широкой улыбке. Уж, больно забавно выглядит удивленный ребенок.

– Маш, я просто почувствовал, что с тобой случится беда, что тебе нужна помощь, – отвечаю крохе.

– А разве так бывает?

– Ещё как бывает. Жизнь сложная штука сестренка. И не всё в ней можно просто объяснить. Так вот, мы ехали с ребятами в колхоз на праздник. Задремал в машине, и тут картинка пожара перед глазами стала. Я сразу понял, будет беда. И заставил ребят и дядю Игоря мчаться к детдому. Ну а дальше ты знаешь. Проблема вот в чем. Дяди милиционеры, наверняка, заинтересуются, почему я так вовремя приехал тебя спасать. Рассказать им о своем виденье я не могу.

– Почему?

– Дяди милиционеры в «чудесное виденье» не поверят, вот в чем проблема. Они будут думать, что я знал о пожаре, а может сам его и организовал. Ты же знаешь, какими иногда взрослые глупыми бывают.

– Знаю, – грустно вздыхает ребенок, опустив голову.

– Вот. Поэтому мне потребуется твоя помощь. Я не хотел бы тебя это втравливать. Но просто не вижу другого выхода. Тебе надо только рассказать, о той встрече с Гудымой, и сказать, что он, когда тебя увидел, пробормотал «что недолго вам всем осталось, я ваш дом в четверг нахрен спалю». Буркнул тихо, про себя, но ты услышала. А потом, когда я к тебе заезжал в понедельник, мне об этом рассказала. И всё.

– Ирина Анатольевна говорит, что врать плохо, – задумчиво говорит малышка.

– И она абсолютно права, – киваю я, – Но понимаешь, бывают разные ситуации. Абсолютно честных и безгрешных людей не бывает. Иногда, в силу жизненных обстоятельств, приходится идти на малую ложь, чтобы сделать благое дело. Например, спасти жизнь близкого человека. Все в этой жизни не так просто.

Объяснить, почему я с ребятами летел на машинах к детдому, и оказался на месте при начале пожара, милиционерам я не смогу. Они мне не поверят. И ребят подставлю, и сам кучу неприятностей заработаю. И вообще о моих видениях никому нельзя говорить. Это чревато большими проблемами. Даже посадить могут или объявить соучастником Гудымы. Я просто тебе всего рассказать ещё не могу. Можно на тебя рассчитывать?

– Конечно, Леша, – кроха поднимает на меня глаза, – ты же меня и девчонок спас. Я тебя не подведу, честно – пречестно. Я маленькая ещё, но не глупая. Все понимаю. Раз ты говоришь, что так надо говорить, значит так и скажу.

Сейчас малявка даже выглядит старше своего возраста. Серьезная и сосредоточенная девочка, похожая не на семилетнюю кроху, а на маленького подростка Мне совестно, что ребенка заставляю обманывать. Но другого варианта, объяснить милиции свой вечерний вояж к горящему детдому не могу.

– Дядя милиционер, конечно, будет тебе другие вопросы задавать. Почему, мол, воспитателям об этом не сказала. А ты ответишь, что боялась Гудыму. Это же правда. Он продолжит тебя расспрашивать. Но больше ничего отвечать не надо. Просто устраивай истерику, плачь, говори, что тебе об этом неприятно вспоминать. Допрашивать тебя могут только в присутствии директора и воспитателя, и если, будут видеть, что ты расстроена, сразу же прекратят. После этого, ни на какие вопросы не отвечай. Начинай сразу плакать, они моментально отстанут.

– Я поняла Леш, – малышка смотрит на меня, – всё сделаю.

– Спасибо Маш, – в горле внезапно образуется большой ком, мешающий дышать, – Прости меня сестренка, за то, что впутываю тебя в это. Просто не вижу другого выхода.

– Я тебе верю братик, – кроха неожиданно обнимает меня, – Не переживай. Не подведу.

Не сомневаюсь, – вздыхаю я, обхватывая руками худенькое маленькое тельце, доверчиво прижавшееся ко мне.

Плохо, конечно. Все белыми нитками шито. Но Маша должна справиться. Есть у этой малявки стержень. Она не тепличная домашняя девочка, способная проболтаться. Ребенок, конечно. Но при этом рано повзрослевший и хлебнувший лиха полной чашей.