Евгений Аверин - Внедрение

– Нет, – после минутного раздумья ответил он.

– А почему? Он же враг, шпион. Всех обманул, своим прикидывался. Не жмурься, на дорогу смотри, – толкаю Олега в бок.

– Плевать. Для меня он прежде всего отец.

– Поэтому мы и едем сейчас вместе. Если бы ты сказал, что надо рассмотреть доказательства, свидетелей опросить, с ним поговорить, то я бы тут и вылезла. Но я знаю, что ты так не скажешь.

– Так почему я маленький?

– Потому что зрелый человек имеет свое мнение о том, что такое хорошо или плохо. А ты допускаешь чужое. Самое плохое, что за выбор отвечать тебе, а не КГБ или обществу.

– Несправедливо. Делаешь, как говорят, а отвечаешь сам.

– Поэтому и надо только на себя ориентироваться. Выбор есть в каждой точке жизни. Не зависимо от того, американский ты шпион или советский разведчик. Обозвать можно по-разному.

– Но за невыполнения задания могут, – он не закончил.

– Могут что? Ты присягу не давал. Из агентов дядя Ренат выгонит? Убить? Убить могут. Как и любого человека, который мешает.

– Что предлагаешь?

– Живи спокойно. Определи для себя, зачем тебе лично нужны эти отношения. И используй. Поставят перед выбором, сделаешь. На это у тебя сил хватит.

– Спасибо, Маша. А то прямо двуличность какая-то. Перед тобой стыдно, что не знаешь этого про меня.

– Нет больше никакой двойственности. Есть ты и твое понимание ситуации.

– Но по отношению к КГБ это жульничество. Получается, я просто их использую в своих интересах.

– Именно так. Но они предложили, а не ты. Так что не мучайся.

Лев Михайлович увидел из окна отъезжающую «Волгу».

– Твой?

– Да, это Олег.

– Но сначала скажи, пожалуйста, – он замялся, – Вера Абрамовна намекнула, что могут быть попытки твоей вербовки.

– Не намекнула, а прямо сказала, – вышла она в коридор из комнаты, – Маша, мы все знаем, чем грозит предательство. И ты знаешь. Но человек слаб. Лев Михайлович может помочь советом. Не отвергай его.

– Я не отвергаю. Просто считала, что сама справляюсь. – Мы проходим в большую комнату, – если вкратце, то мои условия для знакомого такие: только личные отношения и взаимопомощь.

– Это правильно, – кивает художник, – пойми мое беспокойство. Ошибки бывают. И не поправимые. Особенно, если дело касается меркантильного интереса. Любой дар может быть отозван. И тогда – пустота.

– Это чувствую. Но если потом из благодарности что-то дают, отказываться?

– Беда начнется, когда ты будешь что-то делать ради денег или подарков. Тогда ты не сможешь увидеть главную цель. Дар станет бесполезен и даже вреден. Его отнимут. А если кормят тебя или одевают просто от благодарности, что ж. Ничего в этом страшного.

– А если у человека подписка, он задания выполняет, то что?

Они переглянулись.

– Коготок увяз, всей птичке пропасть, – ответила Вера Абрамовна, – думаю, ты сейчас про Олега спрашиваешь.

– Знаешь, что такое Зов? – Вступил Лев Михайлович.

– Что-то у вампиров? Они притягивают людей к себе так, заманивают.

– И тут примерно также. Сначала человек выполнит что-то простенькое. Например, охарактеризует коллег письменно. Пусть даже в самых лучших тонах. Потом выяснит, кто с кем общается. И пошло-поехало. У человека появляется возможность самому повлиять на судьбу другого, используя огромную махину. Это завораживает. Но Зов не в этом. А в том, что есть потребность не обмануть ожидания сильного чудовища. Поймать на себе благосклонный взгляд взамен нужной информации или действий. А в лихую годину, когда защиты не видят, так сделать это любой ценой. Пусть ложный донос, пусть на самых близких. Неважно. Лишь бы оно кивнуло одной из своих многочисленных голов. Это и есть Зов, который не отпускает никого.

– Ну, так уж и никого? Есть категория людей устойчивых, – ответила Вера Абрамовна, – давай за чаем поговорим.

Мы накрываем стол. У художника нашлось варенье из грецких орехов. Он ездил на пленэр в Грузию. Странно, что сам еще не съел. Печенье и баранки принесла я. А Вера Абрамовна достала банки без этикеток – вареную сгущенку. Все заманчиво. И вкусно.

Чувствую, вербовка в КГБ – не главная тема разговора. Вопросительно смотрю на Веру Абрамовну.

– Да, Машенька, – кивает она, – у нас будет дело. Лев Михайлович зря переживает. Твои контакты в конторе могут помочь. Правда, потом придется скрываться.

– И что за дело? – я намазываю край печенюшки вареной сгущенкой.

– Мы с тобой уже обсуждали будущее всех нововведений.

– По частям людей легче контролировать?

– Да. И выдрать им надо выдрать людей из сложившегося, пусть и плохого, мирка для изменения личности. И когда у них будет власть над душой, развития уже не будет. Жизнь станет бесполезной.

– Вы считаете, что можно это остановить?

– Нет. Остановить нельзя. Можно попытаться пустить по другому направлению.

– А смысл?

– Смысл только в выигрыше времени.

– И как это сделать?

– Любое явление имеет материальное и символическое выражение. И у этого тоже есть. Надо найти настоящий символ и заменить на другой.

– Найди то, не знаю что, – вздыхаю я. Мне предлагают дело. Я не откажусь. – Проще, если бы украсть какой-нибудь ключ от волшебной двери.

– Не совсем ключ. – Вступает Лев Михайлович. – Возможно, деталь ритуальных принадлежностей. Мы еще не точно не знаем. Ты поможешь?

– Конечно, помогу. Только КГБ ублажать зачем?

– Чтобы не привлекать внимания к своей персоне.

– Успокоить чудовище?

– Да, и немного на нем покататься. Они называют это оперативным внедрением.

– Я уже внедрилась в эту жизнь, как смогла. Остальное – детали.

Мама заявила, что Новый Год будет праздновать на кафедре. Я усадила ее на стул. Грузинский чай первого сорта в маленькой желтой пачке заварился крепко. С индейским спокойствием я налила две чашки. И только отхлебнув, велела:

– Рассказывай.

– А что рассказывать? Пригласили. Я же старше других студентов. Что мне в общаге делать?

– Ой, мать, не темни.

– Ну, правда. Ладно. Я там на кафедре помогала как-то. Потом еще раз. Познакомилась с одним мужчиной.

– Мама!

– С доцентом кафедры неорганической химии. Он даже предложил у них подрабатывать лаборантом. Вообщем, зимнюю сессию закрою и подумаем.

– Не отвлекайся.

– Ну что? Не знаю я ничего еще.

– Но Новый Год с ним будешь?

– На кафедре. А что? Я свободная, он тоже.

– Уверена?

– Ой, Маша. Не одна ты такая проницательная. Я тоже умею информацию собирать.

– Молодец!

– А сама где будешь праздновать? – уводит она от темы.

– Ты у меня теперь пристроена. Со своими, наверное, буду. И Олега позову.

С Олегом мы решили встретить бой курантов в общежитии, где художники собирались. А потом заехать к нему домой.