Андрей Шопперт - И опять Пожарский

– Крестьянин на двух лошадях земли больше вспашет, две коровы молока больше дадут, да ещё двоих телят, можно будет третью корову завести, если тёлочка будет, а если телок, то выкормить и на мясо продать, или на семя оставить. С коз можно будет шерсть чесать и пряжу делать на продажу. А в хорошем тёплому дому дети не будут умирать, и число дворов будет быстрее расти, да и соседние крестьяне, видя заботу мою о своих, ко мне потянутся. Правильно?

Государев дьяк Фёдор Фёдорович Пронин был умный человек. Всё, что сказал сейчас отрок, было правильным. Да! Правильным! Но никто до него такого не делал. Если сначала дьяк думал, что строительство домов для крестьян это блажь глупого мальчишки, то теперь он точно знал, что это не блажь. Это смертельный удар по всем вотчинам Нижегородской губернии. Вся она осенью сбежит от своих прежних хозяев и придёт в Юрьев день к этому мальчишке. Плюнут крестьяне на озимые посевы и землянки свои, и со всей губернии две недели будут идти в Вершилово искать счастия у доброго хозяина. А этот их примет и дома построит. Всё. Тысячи разорённых вотчинников. Крах губернии. Смута. Крестьянские восстания. И ничего уже нельзя сделать. Уже слухи поползли по губернии. Как бы и в этот Юрьев день уже первые, самые неугомонные, сотнями потянутся.

Когда до Пронина всё это дошло, он свалился с лавки и стал, как рыба ртом хлебать воздух. Поздно. Только это слово и билось в голове.

– Что же ты наделал, отрок?! – просипел он.

– А что не так? – не понял Пожарский.

И дьяк видел, что и вправду не понимает, да и он старый дурак ещё пару минут назад не понимал. Когда Пронин объяснил этому сопляку, чего же он наворотил, княжич скис.

– И что делать?

– Уже ничего сделать нельзя, уже поздно, – застонал Фёдор Фёдорович.

– А если сказать крестьянам, что я всех не приму, у меня и землицы, то столько нету, – сделал плохую попытку найти выход Пётр.

– Только хуже, будет. Сразу бунты начнутся. Народ будет кричать, что это плохие царёвы слуги не пускают их к хорошему хозяину и хотят Юрьев день отменить, нужно к царю за правдой идти, – предсказал последствия государев дьяк.

– Посоветуй, что ни будь, Фёдор Фёдорович, – видно было, что мальчишку проняло.

Пётр Дмитриевич Пожарский сидел в лавке ювелира и в упор разглядывал того. Это был уже третий ювелир, к которому он зашёл. Два предыдущих ему не понравились. Они были евреями, но дело не антисемитизме. Они откровенно пытались его надуть, то ли из-за того, что он молодой, то ли из-за того, что богатый, то ли из-за того, что русский. Он так им обоим и сказал, дружелюбно улыбнулся и пошёл к третьему. Звали его Лукаш и был он чех. Причём Лукаш полностью соответствовал своему имени, то есть был очень светлый блондин.

– Пан Лукаш, вы давно покинули Богемию, и где вы там жили? – начал с неожиданного вопроса Пётр.

– Давно. Мне сейчас сорок лет, а выехали мы из Праги, когда мне было двадцать, – ювелир ностальгически закатил глаза.

– Да, Прага красивый город. Астрономические часы. Староместская площадь вообще шедевр. Как же вы променяли такой красивый город на Нижний Новгород?

– Судьбе так было угодно, господин князь. А вы были в Праге? – в глазах ювелира блеснула слезинка.

– Был, – сказал старый генерал и понял, что ляпнул ерунду, Пётр Пожарский там быть просто не мог.

– Пан Лукаш, а вы не собираетесь вернуться туда? – сменил тему княжич.

– Если бы у меня было много денег, я бы подумал. Но к чему это, вы ведь пришли сюда не для того, чтобы поговорить со мной о Праге, – слезинка высохла.

– Я придумал пару вещичек. И хочу, чтобы вы их сделали. Есть, правда, проблема. Когда вы их сделаете, то на них возникнет такой спрос, что вы сможете стать самым богатым человеком в мире.

– Вы придумали волшебную палочку? – успехнулся ювелир.

– Вы правильно догадались пан Лукаш. Я придумал палочку, но не волшебную, а пишущую. И ещё чернильницу из которой не проливаются чернила.

– Вы шутите, господин князь. Это невозможно без волшебства, – ювелир решил, что перед ним всё же мечтательный подросток и поскучнел.

– Подождите расстраиваться, пан Лукаш, – уловил смену настроения Пётр, – Просто поверьте на слово. Будет ли спрос на чернильницу непроливайку?

– Чернила не будут проливаться даже если чернильницу перевернуть? – решился подыграть мальчику ювелир.

– Ни при каких переворотах не прольётся ни капли, и, предвидя ваш следующий вопрос, отвечу, на ней нет крышки.

– Пока я это не увижу, я не могу сказать, будет ли на неё спрос, – ушёл в оборону чех.

– Вот. Тут начинаются сложности. Вы сделаете, предположим, сто чернильниц и очень выгодно их продадите, но об этом узнают другие ювелиры и так как она очень простая, наделают их тысячами. А вы и я останемся с носом.

– Очень вероятное развитие событий, если ваша чернильница так хороша и проста.

– Ещё лучше и ещё проще, чем вы думаете пан Лукаш. Смотрите. А если их сразу наделать тысячу. И начать продавать и в Европе и в России одновременно? – предложил боярич.

– Из чего можно делать эти чернильницы? – заинтересовался снова ювелир.

– Из золота для принцев и богатых купцов. Из золота с драгоценными камнями для королей и папы Римского. Из серебра для богатых людей и из меди для студентов. А потом и из прозрачного стекла, ну для очень богатых людей – поднял глаза к потолку Пётр.

– А вы не глупый человек, господин князь. Боюсь, только что у меня не хватит денег, чтобы провернуть такое грандиозное дело, – развёл руками ювелир.

– Денег я дам. Хотелось бы узнать мою часть прибыли?

– Но я ведь не видел ещё чернильницы и не могу сказать, насколько велик на неё будет спрос, – чех всё же не совсем поверил Пожарскому.

– Сначала моя прибыль в процентах от общей прибыли, потом письменный договор, потом рисунок чернильницы. И учтите, что если чернильницы будут пользоваться колоссальным спросом, то палочки для письма через несколько лет будут у всех, кто умеет писать. Сотни тысяч палочек для письма, а может и миллионы.

– Миллион палочек для письма. Ценой, скажем, в один талер. Итого миллион талеров. Столько денег нет во всей Европе, – засмеялся пан Лукаш.

– Палочки тоже будем делать разные, для богатых и для бедных и даже для студентов.

– И какой же процент от прибыли вы хотите, господин князь? – сдался, наконец, чех.

– Я даю деньги на расширения вашей мастерской и на открытие через полгода мастерской в Москве. Эту сумму потом вычтем из прибыли. А процент самый простой 50.

– Ого!

– Материалы мои, деньги мои, идея моя, ваша только работа. Я могу найти другого ювелира. А вот вы, уважаемый пан Лукаш, не найдёте второго придумщика чернильниц.