Андрей Шопперт - И опять Пожарский

– Как думаете, что они теперь делать будут? – спросил Пётр Дмитриевич.

– Хитрость, какую придумают, – усмехнулся Малинин.

– Правильно. Они сейчас совещаются и придут к выводу, что надо найти другой брод и переправить там часть войска на нашу сторону. А потом с двух сторон утром атаковать, – поддержал сотника княжич.

– А нам что делать? С двух-то сторон сомнут, – князь татарский хоть и боевой, но куда ему до Петра Дмитриевича.

– Вот, скажи, Баюш, что самое главное в сражении? – спросил его Пожарский.

– Быть храбрее врага!

– Перехитрить врага? – это Малинин встрял.

– Да, то же не главное. Главное, чтобы враг поверил, что он тебя умнее. Вот если мы сейчас задёргаемся, то они поймут, что мы их замысел разгадали, и что-нибудь другое учудят. А мы будем тихо сидеть. Тогда этот царевич Шукур будет думать, что он нас, глупых урусов, перехитрил, он ведь сын самого Хо-Урлюка. Он самый умный на свете.

– А мы что будем делать? – это князь Разгильдеев спросил.

– А мы, князь, дождёмся, когда стемнеет, возьмём пушку и мушкеты и, подкравшись к лагерю, ударим по ним, – хлопнул его по плечу Пётр, – а потом из арбалетов ударим.

– Так они опомнятся и по нам всей силой, – неуверенно кивнул в сторону сотен трупов Малинин.

– Обязательно, но мы успеем отойти на лодьи, а в воду они ночью не полезут.

– Хорошо бы, – неуверенно протянул татарский князь.

Первым, перед тем как всем идти на вылазку, выскользнул в воду княжич. Вернулся он через полчаса и сказал, что торгуты оставили дозор из трёх наблюдателей, но он их снял, нечего в дозоре разговаривать. В дозоре нужно молча сидеть и наблюдать. Подбирались прямо от реки. Ветер был со стороны лагеря степняков и лошади не должны были поднять тревогу.

В центре большого лагеря, среди кибиток был шатёр их царевича. Вот по нему пушчонку и навели. Раздули фитили и бабахнули из пушки, а когда в лагере поднялась паника, то выстрелили из всех сорока двух мушкетов. Грохот был почище, чем из пушки. Отложили мушкеты и стали стрелять из арбалетов. Каждый как минимум по три выстрела сделал. Ивану было не до гляделок, но краем глаза он видел, что пошедший с ними на вылазку выкупленный ногай, стрелял и стрелял по лагерю с какой-то немыслимой скоростью, пока в колчане не кончились стрелы. А ведь их два десятка было.

– Отходим! – закричал княжич, и все стрельцы, подхватив разряженные мушкеты, отступили к лодьям.

Взобрались на кораблики, перезарядили мушкеты и самострелы и стали ждать ответного нападения. Да только кишка тонка у поганых на вылазку среди ночи. Третья и последняя атака последовала с первыми лучами солнца. Степняки лезли как бешеные. Один раз им даже удалось приблизиться к лодьям почти вплотную, но гребцы дали залп из арбалетов вовремя, хватило времени, чтобы пушчонку и мушкеты перезарядить. Стрелами убило двоих гребцов и ранило четверых стрельцов. Одного опасно, в шею. И в это время атака опять закончилась. Сотни три, а то и поболе они поганых положили. Вода в реке красная стала и поднялась на метр. Так её тела перегородили. Может, потому и отступили торгуты, что лошади уже не могли в воду зайти, столько там трупов.

Пётр Дмитриевич, перевязывая раненых, сказал:

– Была на Руси великая победа на "Куликовом поле", а теперь будет ещё и на "реке Белой".

Послали разведку, после того как раненых обиходили, да мушкеты с пушкой перезарядили. Те вернулись и доложили, что уходят поганые. И уходит едва половина. И кибитки пустые бросают. Победа полная.

Княжич отправил татарского князя в разведку. Тот тоже молодец, поймал где-то отбившуюся лошадку и поскакал вслед за ордой. Вернулся только к вечеру. Ушли они. Ушли на восток, откуда и появились. Знать, не понравилось им русское гостеприимство. Заночевали здесь же, на левом берегу Белой. А утром княжич свой любимый способ отвадить либителей ходить в набеги применил. Приказал всех мёртвых раздеть и свалить в одну кучу, недалеко от брода. Башкиры, да татары целый день с утра до вечера трупы раздевали и в гору укладывали. Страшное получилось зрелище. Сотен семь, а то и восемь мертвяков. Самая настоящая гора.

Пётр с несколькими стрельцами сходил на разведку к брошенным кибиткам. И вернулся с добычей. Два стрельца и мужик в дорогих одеждах. Торгуты их второпях забыли в одной из кибиток связанными. Князь Разгильдеев увидел этого богато одетого мужика и аж в лице переменился:

– Никанор Михайлович? Ты ли это?

– Знакомец твой? – спросил шедший рядом Пожарский.

– Это Никанор Михайлович Шульгин, бывший дьяк Государев в Казани, а потом и воевода. Слышал я, что сослали его в Сибирь.

– Вот как? – Пётр, когда перед отплытием расспрашивал воеводу Бутурлина о Казани, много наслушался про фактического многолетнего хозяина Казани во времена смуты и сразу после неё. Только Бутурлин говорил, что того вроде вызвали в Москву, а там заковали в цепи за измену и в Томск сослали. Как раз перед приездом Пожарского в Нижний Новгород отряд стрельцов сопровождавших бывшего Государева дьяка в Томск и проследовал через Нижний в сторону Казани.

Пётр Дмитриевич Пожарский думал. Лодьи неспешно поднимались по Белой в верховья. Река уже сузилась и напади торгуты сейчас, их бы, как ёжиков, нашпиговали стрелами. Но берега были пусты. Три дня уже плыли они после сражения. И все три дня Пожарский думу думал.

Там куда они едут полно медной и железной руды, и самое интересное, вся долина реки Миасс – это один огромный золотой прииск. Бывшего генерала отправляла как-то партия после войны на ликвидацию банды урок, что грабила прииски и артели в том районе. Банду они накрыли, конечно, что такое бандиты против спецвойск, но побегать за ними по лесам пришлось. Сейчас там, понятно, всё по-другому, ни поселков, ни железных дорог. И растительность, скорее всего другая, никто ещё деревья на древесный уголь не пережёг. Только "миасс" явно не русское слово, а значит, местные манси или вогулы должны знать, где эта река.

Волновал княжича подьячий Пахом Сутормин, что был прислан царём вместе с рудознатцами. Вот откроют они все эти богатства, а как вернутся в Нижний, подьячий руки в ноги и к царю. Мол, богатств там видимо невидимо, нужно в казну всё забирать. Нет. Государство пусть богатеет. Чем больше денег в казне, тем проще будет с поляками и татарами крымскими разобраться, но Миасс Пётр хотел оставить за собой, уж больно тут всё компактно залегает. И главное не нужно глубоких шахт рыть. Технологии сейчас не те.

Убивать хорошего парня Пахома Сутормина тоже не хотелось. В чём он виноват? Но приглядевшись к нему, Пётр понял, что подкупить этого подьячего не удастся. Честолюбивый какой-то и не трус. Придя к такому выводу, княжич решил зайти с другой стороны. Двое рудознатцев, что приехали вместе с Суторминым были братьями. Фамилия у рудознатцев была самая, что ни на есть русская – Ивановы. Одного, что лет на пять постарше звали Фролом, а второго, помладше и побольше в габаритах, Семён. Братья приехали в Вершилово вместе с семьями. Были они родом из городишки Копорье, что по мирному, так называемому, Столбовому договору со шведами от 1617 года отошёл к этим самым шведам. Излазили братья с отцом весь Кольский полуостров и были хорошими специалистами. Оставаться под шведами Ивановы не захотели, схватили жён и детишек в охапку и двинулись в Москву. Там долго мыкались по чужим дворам, пока неожиданно не оказались востребованы Пётром Пожарским.