Андрей Шопперт - И опять Пожарский 2

В благодарность Пётр Дмитриевич принёс ему один из первых фарфоровых сервизов, расписанных яркой голубой краской. Две чашечки для чая (китайский напиток), два блюдца, вазочка для мёда, подносик, чтобы всё это ставить на стол и большая тарелка для сыра и хлеба. Всё это было разукрашено Рубенсом. Рисунок везде повторялся. Это был огромный дуб занесённый снегом и рядом стояла ветряная мельница с шапками снега на крыше и остановленных крыльях. Красиво? Да, нет, бесподобно. Любой европейский монарх отдаст последние штаны, чтобы владеть таким сервизом. А ведь в этом сокровище есть частичка труда и самого Стивена.

Вообще, Симон, кажется, понял, в чем секрет успехов маркиза. Он не делает ни чего сам. Как бы бился мастер в Европе, чтобы сделать такой сервиз. Он бы сам пытался вылепить чашки, сам обжигал, сам раскрашивал. И что бы получилось? Грубая поделка. Здесь лепили лучшие гончары, потом модели дорабатывали на токарном станке, раскрашивал фарфор сам Рубенс. Даже если у маркиза украдут секрет фарфора, то повторить его шедевры будет не просто. Не много Рубенсов осталось в Голландии. А сколько там токарных станков? Ещё меньше чем Рубенсов. Ноль.

Сейчас Стивен бился над учебником математики для детей. Очередная грандиозная выдумка Пожарского. Никто до такой простой вещи ещё не додумался. Да, он написал книгу про дроби. Но это не было учебником. Она была для специалистов. А здесь. Сложение чисел. И несколько примеров. И задачки для самостоятельной работы. Деление. И тоже примеры и задачи. И так со всеми действиями. Когда дошло до десятичных дробей, то маркиз, регулярно проверяющий и корректирующий работу над учебником, словно он уже видел подобный, предложил оригинальную запись дробей, целые числа отделялись от дробной запятой. Гениально! Как сам Симон до этого не додумался. Никаких разрядов, всё предельно просто.

Недавно маркиз привёл к нему женщину, ещё не старую, лет тридцати пяти и сказал, что теперь она будет заниматься хозяйством у Стивена. Женщина была из русского дворянского рода. Муж её погиб на войне с поляками, а ребёнок умер от оспы. Она билась одна с хозяйством несколько лет, но еле перебивалась с воды на хлеб. Пожарский выкупил её вотчину из трёх дворов и уговорил идти управляющей хозяйством в дом к математику и дал в помощницы для грязной работы одну из её бывших холопок, девчонку лет пятнадцати.

Женщина пришла к Стивену почти в лохмотьях. Математик взял из сундучка, регулярно пополняемого Пожарским, горсть денег и попросил старосту Вершилова Коровина дать ему сани с возчиком до Нижнего Новгорода. Вдову звали Мария Прокопьевна. Они долго бродили по рынку, и накупили ей целую гору отрезов на платья и другую одежду. Жена у Симона давно умерла, дети тоже и он впервые за много лет почувствовал себя счастливым от того, что может заботиться о ком-то.

Ещё они напокупали целый воз посуды и других "просто необходимых в хозяйстве вещей" и как только раньше без всего этого справлялась старушка ведшая хозяйство у Стивена. Бабка Лукерья тоже осталось в доме, ничего, терем большой, всем места хватит. Мария была красива. Симон вообще заметил, что русские женщины и особенно девушки гораздо красивее немок или голландок. Там таких просто сжигали как колдуний. Его Марию сожгли бы уж точно. За последнюю неделю математик так привык к русской красавице, что уже не представлял себе жизни без неё. А что если он предложит ей выйти за него замуж. Симон подозревал, что именно за этим этот хитрющий юноша и привёл к нему женщину.

Вчера Пожарский пришёл к нему с набросками и рассказал, что собирается выпускать стеклянные бутылки, но для этого ему нужен настоящий токарный станок, который сможет обрабатывать железо. Нужно будет выточить полуформы для бутылок. Делать из стекла бутылки. Сколько же такая бутылка будет стоить? В сто раз дороже налитого в неё вина. Станок, задуманный неугомонным юношей, тоже поражал. Главным в нем было очень массивное основание. Тоже гениальная мысль, тогда не будет мешать вибрация при работе. Маркиз объяснял свою задумку, и математику казалось, что он просто описывает станок, который уже видел. Каждая деталь в нём была открытием. Эх, ему бы, Стивену, такую голову.

На 8 марта математику для подарка его Марии досталась фарфоровая статуэтка изображающая русскую боярышню, вышивающую, что-то на пяльцах. Точно с самой Марии Прокопьевны в молодости и лепили. Надо завтра же делать предложение.

Для стекла нужен поташ. С него Пётр и начал ещё в ноябре месяце. Савёл Буров накопил за год огромное количество золы. Теперь нужно было из неё, и получать поташ. Соорудили несколько печей и установили на них по большому котлу. Золу растворяли в воде и, процедив через обычное сито, заливали получившимся раствором следующую партию золы. И так пока раствор не становился вязким. Тогда его процеживали через мешковину и выливали в котлы, где и выпаривали лишнюю воду. Все отходы крестьянам на поля высыпали. Там ещё полно всего полезного оставалось. Угля нажгли гору целую. А если бы дровами топили, так все леса вокруг вырубили. Пётр давно уже запретил леса ближе, чем на десять вёрст к Вершилово трогать. Только летом разрешал ветки собирать, ну или если дерево засохнет. Даже специально трёх лесников завёл.

К марту поташа накопили прилично. Часть даже пустили на варку жидкого мыла. Теперь печники обжигали известь. Ведь для стекла ещё и оксид кальция нужен.

После нового праздника попробовали сварить первое стекло. Заложили 7 частей песка, две части поташа и одну часть извести, все тщательно перемешали и в печь. Первая варка была пробная. Получившуюся массу просто достали и бросили на расплавленный свинец, позволяя очень медленно остыть. Свинец заливали в специальные формы выкованные кузнецами с размерами 40 на 60 сантиметров. Одним из первых заданий Майру было изготовить эталоны метра, литра (кубический дециметр) и килограмма. И теперь все в Вершилово с трудом, но переходили на новые единицы. Путаницы было полно, но ничего, привыкнут.

На удивление даже первые листы стекла получились. Стекло было чуть зеленоватое и далеко не такое прозрачное, как он помнит. Однако когда он продемонстрировал листы стекла своим учёным, те просто онемели. Таких огромных и чистых стёкол в Европе ещё делать не умели. Нужно будет ещё попробовать зеркало сделать, только там нужны кислоты, как их ещё получить. Эх, жаль Глаубер ещё мальчишка. Нужно будет поспрошать у немецко-голландской диаспоры, может, посоветуют приличного химика, ну или алхимика. Переучим этого лжеучёного. Селитру ведь уже делают. Научимся и кислоту азотную делать.

С составом стекла поэкспериментировали недельку. Добавляли болотной руды, получали гораздо более зелёное стекло. Потом попробовали с оксидом кобальта, что шёл на синюю краску. Получили красивейшее синее стекло. Попробовали ржавчину, получился красно-бурый цвет. Добавили полевого шпата, стекло стало молочным. Аким Юнусов бегал вокруг печей и только руками хлопал по бёдрам, таких красивых цветных стёкол он ещё не видел, это какой же красоты мозаики можно будет сделать. Последним попробовали добавить костяную золу, стекло получилось непрозрачным желтовато-белым. Отдали все эти эксперименты мастеру мозаичнику. Аким прямо трясся над каждым осколком. Всё подчистую вымел и спросил, когда следующий раз забирать. Придётся открывать отдельную мануфактурку по производству смальты.