Михаил Ланцов - Ливонская партия

— Объединение церкви невозможно в лоб. В первую очередь из-за того, что большая часть православных до сих пор находится под властью магометан. И те это не допустят. Поэтому объединение должно разбить на этапы. Первый. Снятие взаимного отлучения и примирения. Примирения, а не унии. Взаимное примирение и начало духовного сотрудничества. Папу должно начать поминать при богослужении в православных церквях, а патриархов православных — при богослужении в католических храмах. То есть, первый шаг должен быть маленьким и осторожным. Однако без него второй не сделать. Также нужно сразу же провозгласить законность браков между любимы христианами, вне зависимости от их направления. То есть, восстановить торжество принципа единокрещения, записанного в Никейском символе веры. После чего собрать комиссию для унификации святых, дабы утвердить единые святцы. И так далее, и тому подобное. И только потом, спустя какое-то время, может быть полвека, может быть век можно будет начать говорить о следующих этапах взаимной интеграции. Но осторожно. Вы, идиоты, столько веков поливали друг друга дерьмом, что теперь просто так не примириться. Даже перед лицом общей угрозы, каковой без всякого сомнения является ислам. И дело это не единого Собора, а века, может быть двух веков и, по меньшей мере, трех-четырех больших Соборов. Чтобы преодолеть тот завал из сломанных копий нам всем нужно будет очень плотно потрудиться и плоды этих трудов увидят, хорошо если наши внуки.

Помолчали, переваривая слова Иоанна.

— Кто вам сказал про Исидоровы декреталии? — спросил Родриго, которого этот вопрос явно интересовал больше.

— Вы не о том думаете, — холодно произнес Иоанн. — Или вы считаете, что это единственный секрет Святого Престола, которым я владею? О нет. Их хватает. И многие из них лучше бы никому не говорить. Но суть в том, что я не стремлюсь к вражде с Римом.

— Это заметно…

Поговорили еще. Но все в пустую. Борджиа теперь почти и не участвовал в обсуждении, погрузившись в свои мысли. А остальные в римской делегации не смели лезть вперед «поперек батьки». На том и прекратили пустопорожнюю болтовню. Часа же через три после завершения этих переговоров из Москвы уехал Бернхард фон дер Борх со своими людьми. Ему стало ясно, что Иоанн ни унию, ни католичество принимать не станет. А значит будет война и к ней нужно готовиться. Причем основательно готовиться.

Там-то он и пересекся с Семеном сыном Безухова. Тот командуя батареей фальконетов с приданным ему взводами аркебузиров да пикинеров совершал маневр в рамках плановых учений. Ему требовалось предпринять стремительный марш-бросок, выйти на назначенную ему позицию в отведенное время, укрепиться там и подготовиться к отражению нападения противника.

Ландмейстер был до крайности раздражен и недоволен итогами переговоров. Война с Москвой — это последнее к чему он стремился. Поэтому на нервах даже не заметил, как едва не влетел в хорошо организованную походную колонну.

— К бою! — Кто-то рявкнул на-русском совсем рядом.

И закрутилось.

Пикинеры бросили свои пики и похватали бердыши — мощные такие двуручные топоры с хорошо оформленным колющим концом. Отчего они ничем не уступали классическим старым швейцарским алебардам. Даже превосходили их, ибо против лошадей выглядели много опаснее.

Аркебузиры бегом укрылись за них и стали заряжать свои аркебузы, разжигая фитили от двух закрытых походных ламп, что несли с собой на марше. Минуты не прошло, как они сумели изготовиться к бою. А полсотни аркебуз, да почти в упор, это аргумент даже для латных доспехов.

Артиллеристы же, отвернув на обочину, быстрым рывком вышли на позиции, разделившись на две тройки. Перекрывая своими жерлами дорогу, отсекая для неприятеля пути отступления. Причем не только выехали и встали правильно, но и успели за ту же минуту зарядиться, загнав в ствол заряды с крупной картечью. Проткнули картузы да подсыпали затравочного пороха.

Раз. И отряд полностью изготовился к бою. Отчего ландмейстер опешил. У него, конечно, были воины в сопровождении. Но связываться с этими пехотинцами он не имел ни малейшего желания. Тем более что даже с первого взгляда ему становилось понятно — исход боя, ежели он начнется, вряд ли сложится в его пользу.

— Спокойно! — Воскликнул он по-русски. — Что здесь происходит?

— По какому праву вы попытались атаковать нас? — Холодно процедил Семен Безухов.

— Атаковал? Что за вздор! Я просто ехал по дороге!

— И просто хотели стоптать моих людей? — Все также холодно, процедил Семен.

— Я… — начал было говорить ландмейстер, но осекся. Бердыши, направленные в сторону его небольшого отряда, равно как и дула аркебуз выглядели чрезвычайно недружелюбно. А орудия чуть в стороне вообще угнетали. — Я приношу вам свои извинения. Я и мои люди не хотели причинить вам вреда. Мы просто спешим. Дела.

Семен помолчал немного. Осматривая взглядом этих людей, после чего кивнул каким-то своим мыслям и ответил:

— Хорошо. Проходите. Но впредь смотрите, куда прете. — произнес он и жестом руки предлагая катиться куда подальше. Чем ландмейстер с его окружением и воспользовались…

— Почему вы этому быдло позволили с собой так разговаривать? — Наконец спросил один из аристократов, сопровождавших Бернхарда, когда они отъехали на добрую лигу. — Мы послы и находимся под защитой короля.

— До тех пор, пока сами не атакуем его людей, — тихо ответил фон дер Борх.

— Да кто поверит словам этого быдла?

— А что, ты думаешь после этого боя будут другие слова? — Нервно хохотнул другой аристократ. — Я был под Вильно. И я не сильно рвусь на тот свет, сталкиваясь лоб в лоб с русской пехотой.

— Судя по всему, придется, — тихо произнес ландмейстер и несколько человек, которые хотели было уже подшутить над этим боязливым аристократом, заткнулись.

— Что? Но почему?

— Папа не нашел способа примирить нас. Он запретил мне давать Иоанну вассальную клятву пока тот православный. Король же не отступит. Ему нужна Рига и Двина. А значит он выступит войной на нас, дабы усмирять своих беспокойных вассалов.

1477, 15 июня, Москва

Переговоры зашли в тупик. И обострение в религиозном кризисе достигло следующей стадии. Причем король Руси в этой «собачьей свалке» теперь чуток сместился в сторону православия, что немало разозлило Рим. Слишком ревностно там к этому отнеслись.

Казалось бы, почему Иоанн «лез в бочку»? Зачем обострял? Во всяком случае, так могло бы показаться со стороны. Однако его реакция была не более чем защитой.

Суть-то в чем?

В 1469 году Иоанн начал свою вендетту с целью покарать убийц матери, из-за чего вступил в клинч с православием. И даже смог свалить его верхушку на Руси. А в 1472 году сделал первый шаг навстречу Риму. И что? Рим как-то успел реализовать это преимущество? Нет.