Сергей Линник - Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости

[2] Тяжелая сумка, набитая хлебом, била меня по ногам — из песни Сергея Чигракова «Дополнительный 38-й». Специально для тех, кто никак не может понять, где он это уже слышал.

[3] «Приходится рвать когти. Начальство приказало менять точку. Перебазироваться». Думаю, нет смысла указывать источник цитаты.

[4] Про кипрские оффшоры и Каймановы острова в описываемое время никто не слышал, не придумали еще такого.

И время мнить, и время сомневаться,

И время боязливо примеряться

19 октября 1941 года

Дашу похоронили тихо и буднично, на Миусском кладбище с ней прощались только Лена с Настей, Михаил, Андрей и супруги Борискины. Все они уместились в одолженную у Маслова «эмку». По дороге на кладбище их остановил военный патруль, привлеченный необычно большим количеством пассажиров и проверка затянулась надолго. Несмотря на то, что документы у всех оказались на месте и в полном порядке, машину хотели отобрать и ни удостоверение внештатного корреспондента «Красной звезды», ни фотография молодого Никиты в обнимку с молодой версией маршала Ворошилова помочь не могли — всем приказали покинуть машину и дальше идти пешком. В борьбу вступил Михаил, взмахнув всемогущим удостоверением и отбив покушение на чужую машину. Были ли это настоящие военные или хитроумные жулики решили воспользоваться ситуацией — кто знает?

На кладбище Никита вошел в сторожку, стоящую у ворот кладбища, выгнал оттуда трех помятых мужиков неопределенного возраста, каждому из которых на вид можно было дать и тридцать, и шестьдесят лет. Мужики позвали на помощь еще одного, который вез тележку по центральной аллее, все вместе выволокли из сторожки простой сосновый гроб, в котором уже лежала Даша. Как Никита и обещал, организовал всё. Вещи, в которые переодели Дашу, собранные Леной и Тамарой Михайловной, он отвез в морг накануне. Когда гроб поставили у ямы, все вместе подошли попрощаться. Лена задержалась, наклонилась, погладила Дарью по волосам и что-то при этом шептала прощаясь. Мужики, несмотря на свой неказистый вид, оказались настоящими профессионалами: ненавязчиво оттеснили Лену от гроба, быстро прибили крышку гвоздями, аккуратно опустили гроб в могилу и зарыли ее за несколько минут. На холмик один из работников установил простой деревянный крест, прибив тут же подписанную чернильным карандашом фанерку с именем, фамилией и годами жизни.

Назад возвращались молча и только когда остановились возле дома, Лена позвала Борискиных помянуть Дашу.

Тамара Михайловна уже ждала с накрытым столом. Поминальный обед был скромным, кроме густого супа и тушеной картошки, на столе стояло только блюдо с пирожками. Бутылку водки домработница поставила на стол вместе с зеленоватыми стопками из толстого стекла, когда все уже расселись по местам. Обстановка к застольным беседам не располагала и обед быстро закончился. Провожая Борискиных, Андрей сказал Никите:

— Спасибо, ты очень выручил нас. Мы что-то должны? Никита, деньги есть, говори, не стесняйся. Я же видел, сколько ты сделал.

— Даже не думай, — ответил Никита. — Я денег не тратил и с тебя не возьму. Помогли чем смогли, — и, крепко пожав Андрею руку, ушел.

Вечером, после чая, Андрей отозвал Лену:

— Пойдем, прогуляемся.

— Ты обсудить что-то хотел? — спросила Елена его уже на улице, взяв под руку.

— Да. Если придется уезжать, ты со мной? Послушай, это может случиться в ближайшее время, и мне надо знать твоё мнение.

— Я тебе уже говорила, что с тобой, чего бы ни случилось, ты помнишь?

— Помню. Но тогда... тогда это был просто разговор, а сейчас... всё может оказаться намного серьезнее.

— Это из-за лекарств?

— Видишь, и ты сразу догадалась. Да, из-за лекарств.

— Вы уже решили, куда ехать?

— Еще нет. Может, даже за границу.

— За границу, так за границу. У меня никого, кроме Насти и тебя нет. Не подумай, что я бестолковая и не понимаю, что это такое. Андрей, пойми, мне и правда все равно — где. Мне главное — с тобой. Знай, что в любой день, что бы ни случилось, как только ты мне скажешь, мы с Настей будем готовы в дорогу через пять минут. Лишь бы мы вместе оставались. Я люблю тебя.

22 октября 1941 года

— Бублик, как же ты мне надоел! Подлая собака! Что ж ты творишь?! И ты думаешь, я тебя кормить после этого буду? — неистовствовала Тамара Михайловна.

Проступку эрдельтерьера прощения не было, в менее цивилизованной стране, вне всякого сомнения, он тут же подвергся бы долгой и мучительной казни. Только что он оставил без оладушек на завтрак всех обитателей дома на Верещагина, двенадцать. Лохматый негодяй подставил свой организм под ногу домработнице, так что она о него споткнулась и опрокинула миску с тестом на пол и сейчас, ругая своего лучшего друга на все лады, собирала несбывшийся завтрак тряпкой. Виновник сидел в углу и делал вид, что все обвинения напрасны и он тут совершенно ни при чем. Чай пришлось пить с остатками баранок.

— Всё, я ушла, — сказала Елена, допивая чай. — Бутерброды я взяла, Тамара Михайловна, спасибо. Настя, не забывай помогать по дому. Андрей, встретишь меня вечером?

— Конечно, встречу, — он поцеловал Лену в щеку и она побежала к метро.

После восстановления минимального порядка в городе Лена с Настей возвращаться к себе домой, на Шаболовку, не торопились. Банды любителей чужого добра в одночасье не пропали и вечерние прогулки по Москве оставались делом рискованным. Расстрелы мародеров на улицах перестали быть сенсациями и очень скоро вышли из разряда заслуживающих внимания новостей. И только поселок художников оставался островком безопасности на окраине столицы. Первый день беспорядков остался последним. Дежурные из отряда самообороны откровенно скучали, но Никита держал всех в ежовых рукавицах и расслабляться никому не давал.

Впрочем, бандиты на улицах вовсе не были главной причиной того, почему Лена с Настей задержались на Верещагина. Вместе жить оказалось и легче, и проще, да и места всем хватало, никто никого не стеснял.

— Андрей, ты сегодня в редакцию поедешь? — спросил Михаил ближе к полудню.

— Через часок, наверное. Тебе привезти что-нибудь? Или зайти куда надо?

— С тобой поеду, на почту надо зайти.

— Ты же завтра собирался?

— Не, сегодня поеду, наверное, пора, — ответил Михаил, роясь в шкафу. — Вот, нашел, а то думаю, куда рубашка делась?

— Михаил Николаевич, не надевайте Вы эту рубаху, — сказала Тамара Михайловна, заходя в комнату. — Вы что же, не видите, она вот подмышкой порвалась. Я давно уже заштопать хотела, да запамятовала. Простите. Снимайте, я сейчас зашью.

— И правда, порвалась, — сказал Михаил, разглядывая рубашку. — Толстею, надо есть поменьше.