Владимир Поселягин - Совок. Вперёд в СССР

Морщась, я натянул на себя мокрую одежду, с трудом налезла, сразу так холодно стало, один ботинок надел, другой завернул в одеяло, на будущее, а одеяло как скатку через плечо. Едва успел я открыть дверь, как кто-то в темноте, дальше по коридору, вдруг ойкнул, и вода заволновался от движения. А голосок-то девичий. Похоже я не один прячусь.

- Кто тут? - зашептал я.

- Аня, - донеслось в ответ.

- Тише, - зашипел я. - Наверняка несколько румын в охране на судне есть, могут услышать.

- Хорошо.

Нога не мешала, задирая ногу с гипсом над водой, держась за стену, я допрыгал до девочки. Той лет двенадцати, белоголовая, чуть дальше головы ещё трёх детей, лет восьми, мальчика и девочки. Свет через отрытые двери кают попадал в коридор, более-менее видно. Блондинка испуганно смотрела на меня, сама дрожала от холода, будучи в одном мокром платье.

- Сколько вас? - заметив дальше движение, прошептал я.

- Четверо всего. Нам сказали спрятаться, а ночью бежать.

- Ясно. Теперь понятно почему меня развязали и оставили. Дали шанс, - пробормотал я себе под нос. - Ладно, собираем вещи, только тихо, и уходим. Не волнуйтесь ребятня, вытащу. Сам я не особо ходок, придётся вам побегать, а я командовать буду. Значит, слушайте что нужно делать…

А знаете, я рад что попал в это время, хотя бы ради вот этих детишек и клянусь, я вытащу их и с судна, и к нашим.

***

Что я могу сказать? Обещание я выполнил. Кратко опишу эту историю. Мы каюты обыскивали на предмет одежды, сумок и съестного, как выбирались, когда стемнело, румын на судне не оказалось, они у костра на берегу грелись. С помощью плота добрались до берега, в километре от судна выбрались на сушу. К слову, ни одной шлюпки на борту я не видел, значит не все наши к немцам в руки попали, кого-то спасли на них. То же сторожевое судно на буксир могло взять. Да, мне нашли костыли в одной из кают, потом они меня здорово выручили, а гипс размок, не смог его уберечь, пришлось наложить повязку на рану, кровила. Перевязочные нашли в каютах. На берегу я не остался, сразу погнал дальше. Пока шли, хоть согрелись. Три дня бродили по Крыму, прячась от местных и румын, пока не вышли на немецкий полевой аэродром. Уже сутки мы ничего не ели, так что я рискнул. Я взял в плен пилота, мы сели в связной самолёт, часового я убил, и взлетали. Самолёт был четырёхместный, дальность тысяча двести метров. Детишки сидели на втором ряду, вчетвером на двух креслах уместились, двое кашляли, простыли, и сильно, а я спереди, рядом с пилотом, по весу проходили. Я штурман отличный, поглядывал чтобы пилот нас куда не увёз. Одеяла при нас, хотя немного испачкались, в них кутались, а то холодно, пусть в кабине и тепло, печка работала. За ночь добрались до Тулы, там и сели на окраине, где сдались красноармейцам из зенитной защиты города. Меня в госпиталь, представился Колей Губиным, детишек в детдом, родных пока ищут. Ну а я как на ноги встал, так и сбежал в Москву, к своему амбару. А там порядок, всё на месте. Так и стал жить в нём, начав с выживать во время войны. Тыл место неспокойное, особенно в Москве. Пусть та в эйфории, немцев уже отогнали от столицы, середина января была, но всё равно, опасно тут. А я счастлив. Жаль Таню из Ленинграда и остальных блокадных, а я счастлив со слезами на глазах.

Конец книги.