Александр Чернов - Флагман владивостокских крейсеров [≈ Чемульпо-Владивосток (СИ) с 4-ой главы 2-ой части до окончания] [litres]

И вновь литерный, до Санкт-Петербурга. Главным событием на этом этапе путешествия стало описанное выше сорокаминутное общение с вице-адмиралом Макаровым, стоившее по потерям нервных клеток всего остального пути от Шанхая до столицы Российской империи…

Питерское утро встретило его бодрящим морозцем. С темного, почти ночного неба сеял мелкий колючий снежок. Стряхнув с себя остатки дремоты и подхватив саквояж с нехитрым багажом, Вадик ступил на землю, по которой он ходил последний раз с собутыльниками студентами сто шесть лет тому… вперед. И первое, что бросилось в глаза – высоченные сугробы, практически скрывшие ограждение платформы, такие же девственно-белоснежные, как и на Байкале. «А вот с экологией нам крупно повезло», – подумал Вадим, вспомнив цвет городского снега начала будущего века.

Он планировал для начала взять извозчика и, развезя пакеты Макарова, снять номер в какой-нибудь гостинице с видом на Неву и перекусить. Но на перроне его поджидал холеный офицер в форме кавторанга гвардейского экипажа с флигель-адъютантскими вензелями свиты его императорского величества на погонах. Судя по всему, посланные с дороги телеграммы сработали, хотя фонтан мистицизма и цитат из дневников раз за разом всё более истощался – нельзя же всё время тянуть одну и ту же песню.

Только, как выяснилось, телеграммы слал не он один. Получив известие от лейтенанта Бока, флигель-адъютант государя граф Гейден решил лично встретить Банщикова, несмотря на ранний час. Делать нечего: вместо сна – с места в карьер, вместо прихваченного в Артуре и порядком помявшегося за путешествие цивильного костюма пришлось остаться в шинели и тужурке. Но, пожалуй, это и к лучшему, при первом знакомстве лучше выглядеть «порохом пропахшим» честным служакой, чем заурядным обывателем.

Забросив по ходу нехитрые пожитки, зарезервировавали номер в ближайшем приличном заведении, в ушаковском Гранд-отеле «Москва», и не теряя более ни минуты – в путь. До Зимнего от площади Николаевского вокзала с тяжеловесной, припорошенной свежим снежком конной статуей Александра III долетели за минуты, пусть и на конной тяге. Гейден, прочитав за это время личное письмо от лейтенанта Бока, непринужденно перешел в разговоре с Банщиковым почти на дружеский тон, уговорившись через день-два обязательно посидеть вдвоем и обсудить происходящее на Дальнем Востоке подробно.

По прибытии, позаботившись о том, чтобы гостя немедленно покормили и напоили чаем с дороги, флигель-адъютант царя умчался по делам. Оставалось только сидеть и ждать. Когда-нибудь венценосец выкроит минутку между семейными завтраками, обедами, фамильными сплетнями, прогулками, вклеиванием в альбом фотографий и докладами министров…

«Когда-нибудь» случилось часов через семь. При свете закатных лучей короткого зимнего дня. До этого дважды забегал Гейден, извиняясь, что придется чуть-чуть подождать. По его распоряжению покормили прекрасным обедом, что тоже было неплохо. Вадик сумел за это время окончательно успокоиться и собраться с мыслями. Но наконец за ним пришли.

Николай принял доктора с «Варяга» в своих покоях на втором этаже северо-западного ризалита дворца. Миновав адъютантскую и бильярдную в кильватер Гейдену, Вадим оказался в просторном помещении высотой в два дворцовых этажа, оформленном в британском стиле эпохи Шекспира или королевы-девственницы, кому как больше нравится. Три его огромных окна смотрели на Дворцовый мост и окруженное кованой решеткой здание Адмиралтейства, чей вонзившийся в небо величественный шпиль мерцал в лучах заходящего солнца мягким розовым цветом…

«А ведь к этой самой решетке через год могут прилипнуть комки мозгов расстрелянных гвардейскими драгунами питерских рабочих. И будут они такого же розового цвета, как отблеск адмиралтейской иглы. Если все покатится так, как один раз уже произошло». Вадим с трудом отогнал от себя неожиданно нахлынувшие мрачные «воспоминания о будущем»…

Справа от себя он обнаружил массивный, украшенный искусной резьбой и фестонами камин, сложенный из белого крымского камня. В камине весело потрескивали березовые полешки, согревая все обширное помещение императорской библиотеки и создавая ощущение покоя и домашнего уюта. Две еще не зажженные люстры на длинных подвесах мерцали таинственными переливами пламени, отражавшегося в горном хрустале.

Но библиотека поражала не только своим убранством. По периметру трех внутренних стен стояли шкафы, наполненные множеством книг. Такие же точно шкафы находились и над ними, на антресолях, огражденных резными перилами искусной работы. «Пожалуй, это все прочесть – никакой жизни не хватит. Не Ленинка, конечно, но для одного-то читателя… Вау!»

На антресоли вела выполненная с ними в едином стиле двухмаршевая лестница. Судя по всему, отделка потолка, ряды книжных шкафов и сами антресоли были сделаны из красного дерева, приятно контрастировавшего по цветовой гамме с широкими, идеально подогнанными и ошлифованными дубовыми досками пола. Неподалеку от лестницы находился большой стол с лампой под зеленым абажуром. Ее желтоватый свет падал на большую карту, придавленную с двух сторон парой книг: очевидно до этого она была свернута в рулон…

Из-за стола навстречу вытянувшемуся по стойке смирно и отдавшему честь Банщикову поднялись трое. Двое – из роскошных, обитых темным бархатом под цвет красного дерева кресел. Оба в парадных мундирах, при палашах, орденах и адмиральских эполетах. Третий – с обычного рабочего стула, украшением которому служила лишь резная спинка.

Невысокий, ладный. В скромной форменной тужурке с погонами каперанга на плечах и единственным Владимирским крестиком в петлице.

Как предупредил Банщикова заранее Гейден, адмиралами были командир гвардейского экипажа контр-адмирал Константин Дмитриевич Нилов и генерал-адъютант императора граф Николай Николаевич Ломен. Вадик хоть и видел их на фотографиях в «том» времени, но лиц совершенно не запомнил. Зато капитан первого ранга был ему известен. Очень и очень хорошо.

Скромная, доброжелательная улыбка в густые усы. Мягкий, но несколько отрешенный взгляд огромных лучистых глаз… «Блин, так ведь можно подумать о глазах женщины, но никак не мужчины» – усмехнулся про себя Вадик. И этот взгляд… Нет, не отрешенный все-таки. Так смотрят иногда на забавляющихся котят или щенков. С легкой снисходительностью, благожелательным интересом, даже каким-то ласковым умилением. И при этом еще с чуть заметным, практически неприметным, как крохотная изюминка на огромном торте, ощущением превосходства сапиенса над милой и занятной зверюшкой. От которой ему достаточно просто отвернуться, чтобы забыть о ее существовании. Навсегда…