Борис Батыршин - Комонс

Для Серёги это – нож острый, мнение матери для него на первом месте, особенно, в подобных делах. Ну да ничего, Аст, как-нибудь рассосётся. Матери, они такие…

А у меня дела, и не сказать, чтобы неприятные. Газета расстелена на кухонном столе – в два слоя, чтобы не поцарапать столешницу. Маслёнка с импортным немецким маслом (дед подогнал, у него всё самое лучшее), пучок пакли, тряпка, шомпол, проволочный медный ёршик… Не знаю, у других, а на меня чистка оружия всегда действовала умиротворяюще. Так что – разбираю, чищу, тщательно смазываю и снова собираю сначала обрез, а потом и «Коровин». Эх, патрончиков к нему не осталось, Серёга расстрелял весь магазин, все восемь «маслят». И новые взять негде, 6,35×15 «Браунинг» – не самый распространённый в Союзе калибр, у нас эти патроны перестали выпускать ещё перед войной.

Но ничего, он нам ещё послужит. Если не по прямому назначению, то, как вещественное доказательство – наверняка.

Так, с оружием всё: обрез вместе с принадлежностями лежит в чехле, на антресолях, «Коровин» – в моём персональном тайничке за плинтусом. Пора заняться прочей добычей, благо, та поважнее любых пистолетов.

Упаковки с «детектором Десантников» я вскрывать не стал. Всё равно, не разберусь, а вот испортить что-нибудь – это запросто. Тетрадки же с документами наоборот, стоит изучить.

Через два часа я откинулся на спинку стула и закрыл третью, последнюю по счёту, клеёнчатую тетрадку. Ничего, кроме разочарования, их изучение мне не принесло. Какие-то разрозненные заметки, масса сугубо профессионального жаргона, математические выкладки. Кое-где автор пользовался скорописью, а то и вообще шифром.

Единственное, что скрасило общую невесёлую картину – это содержимое последних трёх страниц. Скупые строки, написанные явно второпях, под конец – колонка из буквенно-цифровых групп. Прямое и недвусмысленное подтверждение тому, что я сумел извлечь из тщательно отреставрированных воспоминаний.

– Вот, возьмите…

Таксист принял пятёрку, буркнул что-то неразборчивое. Женька терпеливо ждал, пока тот не протянул сдачу (два рубля семьдесят одна копейка, согласно по счётчику) вежливо поблагодарил и выбрался на тротуар. За спиной хлопнула дверца, и двадцать первая «Волга» резко взял с места, обдав не в меру скупого ездока смрадным бензиновым выхлопом скверно отрегулированного движка.

Женька проводил машину взглядом. Он никак не мог привыкнуть ездить в такси. То есть, это и раньше случалось, но нечасто, и расплачивались обычно другие – родители, или как в последнее время, «Второй». А тут «напарник» решил настоять: «давай, альтер эго, привыкай, мало ли как дальше пойдёт…» Вот и пришлось платить самому, замирая внутренне. А ну, как водитель поинтересуется: «с чего это ты, сопляк, разъезжаешь в одиночку на такси, и откуда у тебя на это деньги?»

Он огляделся. Тротуар, прохожие, за спиной гудит, сверкает потоками огней Кутузовский проспект. Кажется, всё правильно – знакомый дом, они с родителями не раз бывали тут в гостях. Чтобы попасть внутрь, надо сначала пройти через роскошную, розового камня арку и повернуть влево, к подъезду.

Мягко скрипнула высоченная дубовая дверь с фигурными бронзовыми ручками. Просторный, словно во дворце, холл. Тётенька-вахтёр (« Второй » подсказал малознакомое слово «консьержка») с подозрением рассматривает малолетнего посетителя. Номер квартиры, фамилия жильцов – проходите, пожалуйста… Низкие мраморные ступени ведут к лифту, но он ни к чему, всего-то третий этаж. Широченные лестничные пролёты, на ступеньках – колечки для прутьев, что по замыслу строителей должны прижимать ковровые дорожки, массивные дубовые перила. А вот и нужная дверь с глубоко утопленной кнопкой звонка.

«Щёлк-щёлк».

Я уложился в полчаса. Не знаю, учат ли в КГБ играть в покер, но из дяди Кости наверняка вышел бы настоящий мастер: всё время, пока я говорил, он сохранял одно и то же выражение лица – равнодушное, слегка скучающее. Время от времени перелистывал без особого интереса тетради, повертел в пальцах «Коровин», выщелкнул, проверил магазин. К свёрткам с «детектором Десантников» не прикоснулся, а вот документы погибшего изучил со всем тщанием. И всё это без единого вопроса, без единого замечания, никаких «угу» или «да-да, конечно…» – порой казалось, что меня попросту не слышат.

– …вот, собственно, и всё, если по существу. – заканчиваю. – Доказательства перед вами, но они, скорее всего, вас не убедят. А вот это, может, и убедит….

Медленно, раздельно произношу накрепко заученные сочетания цифр и букв. Потом открываю третью тетрадь на последней странице.

– Эти сведения есть ещё и здесь. – поворачиваю тетрадь так, чтобы собеседнику было видно. – К сожалению, только частично – видимо, ваш погибший коллега не обладал всей полнотой информации. В отличие тех, кто готовил мою переброску в прошлое.

…а ведь кончился невозмутимый покерист! Дядя Костя подобрался, в глазах вспыхнули тревожные огоньки.

Достаёт блокнот.

– Ну-ка, повтори помедленнее…

Я повторяю, он записывает мелким, очень аккуратным почерком. После чего сверяет написанное с тетрадью.

– Так… – двоюродный дед явно озадачен. – Ты прав, всё это само по себе – никакие не доказательства. Во всяком случае, пока с ним не поработают эксперты.

Он стучит карандашом но разложенным по столу «уликам».

– А вот то, что ты только что сказал… признавайся, откуда ты знаешь про шифры хранения спецархива КГБ?

– А я и не знаю. Заставили заучить наизусть, без понимания, как попку, там, в будущем. Между прочим, ваши коллеги. Они же рассказали, что это как-то поможет разыскать сохранившиеся материалы «отдела по борьбе с Пришельцами». Они ведь и сейчас там, раз их обнаружили в 2023-м году. Значит, легко можете это проверить – если, кончено, захотите.

– Легко… – он покачал головой. – Это даже не «перед хранением сжечь». Это… Ты хоть понимаешь, Женька, во что ввязался? О родителях подумай, с ума ведь сойдут!

Я деликатно откашливаюсь.

– Простите, Константин Петрович, но вы беседуете не с пятнадцатилетним школьником. Биологический возраст не должен вас сбивать с толку – на самом деле, я старше вас и обладаю весьма… хм… специфическим жизненным опытом.

Я нарочито резко меняю интонации на холодно-вежливые, бесстрастные – так собеседнику будет проще перестать воспринимать меня как сопливого восьмиклассника. Приём сработал: во взгляде генерала мелькнуло лёгкое недоумение, быстро сменившееся пониманием.

– Ладно, будем считать, что ты меня заинтересовал. Информацию я проверю, но…

Он замялся, подбирая слова.

– …пойми меня правильно: отпустить тебя я сейчас не могу. Для твоей же безопасности – если, конечно, всё, что ты рассказал о недавних приключениях, правда.