Борис Батыршин - Комонс

Киваю – что ж, следовало ожидать.

– Это относится и к твоему приятелю, как бишь его?..

– Сергей.

– Вот-вот, Сергей, Серёга. Давай-ка поступим так, внук… – ты не против, что я пока буду тебя называть так? Привычнее, знаешь ли.

– Конечно, нет, дядя Костя! – расплываюсь в широкой улыбке. – Что здесь, что в будущем вы по-прежнему мой двоюродный дед.

– Вот и хорошо. – теперь он тоже улыбается. – Так я о чём? Сейчас я вызову своего сотрудника, он отвезёт тебя на одну квартиру. Там ты подождёшь, пока я не проведу проверку. Да, твоего друга тоже туда привезут, говори его адрес.

… вот Аст-то обрадуется! Прости, друг, но раз уж попала собака в колесо – пищи, а беги…

– Может, мне сперва ему позвонить?

Задумывается на секунду.

– А что, и позвони. Только ни слова лишнего! Скажи, что надо срочно встретиться, предупреди, что за ним заедут, отвезут к тебе – и всё.

– Ладно. Только он раненый, плечо пулей царапнуло.

– Вот заодно и подлечим. Да ты не переживай, если понадобится – мы и врача привезём, не проблема.

– Понимаю. Квартира конспиративная?

Дядя Костя усмехается.

– Да ты, внучек, как погляжу, книжек начитался, про шпионов, того гляди, цветочный горшок ставить на окно полезешь! Самая обычная московская квартира. Сотрудник мой с вами побудет, обеспечит всем необходимым, поесть приготовит, то-сё… Выходить-то вам лучше не стоит.

– А родители?

– Вы оба, кажется, спортом занимаетесь?

– Не совсем. Сценическим фехтованием, это…

– Не суть. Сделаем бумажку, что вас срочно вызывают на сборы. Да вы не переживайте, это дня три-четыре от силы. Заодно и со школой вопрос решим, нам суета вокруг ваших персон ни к чему. Да, и пусть возьмёт с собой учебники. Пришельцы – это, конечно, важно, но от учёбы вас освобождать никто не собирается…

1979 год, конец марта.

Где-то в Москве.

Дни взаперти.

Третий день Женька с Астом сидели на конспиративной квартире – что бы ни говорил дядя Костя, а это она и была. Потому что – нельзя выйти на улицу, и к окнам, тщательно задёрнутым плотными шторами, тоже лучше не подходить, хотя девятиэтажка, где их поселили, и выходит фасадом на широченный пустырь где-то на окраине столицы. И телефон не работает – то есть, работает, но пользоваться им нельзя, о чём ребятам сообщил тот самый «сотрудник», которого обещал приставить к ним двоюродный дед – смуглая девушка латиноамериканской наружности – изящная, невысокая, быстрая, опасная, как мангуста. Кажется, в жилах Кармен (для друзей – Карменсита, мальчики!) перемешались все крови, что только можно найти в Южной Америке – испанская и англосаксонская, кровь индейцев майя и ацтеков, негритянских рабов с Берега Слоновой Кости и апачей с семинолами, обитателей Северной Америки. В итоге смесь вышла взрывоопасной и…. обворожительной. Так и тянет представить её то ли на узких улочках Гаваны, в пёстрой юбке, с гитарой, то ли в латиноамериканской сельве – одетой в рубашку цвета хаки, с мачете и "гарандом" на плече.

А пока – Карменсита с удовольствием смущает подопечных подростков с суперэкономными домашними халатиками и соблазнительными позами, которые принимала как бы невзначай. «Ты не смотри, что она так зад… э-э-э… бёдрами крутит. – предупреждал дядя Костя. – Кубинки, они без этого не могут. Так-то она девчонка толковая. А уж готовит – пальчики оближешь, правда с перцем иногда может перестараться.

Позже выяснилось, что о кулинарных пристрастиях Карменситы генерал нисколько не преувеличил: блюда, которые она готовит, больше подходят огнедышащему дракону, чем человеку. Женька даже подумывал попросить дядю Костю привезти обычных сосисок, что ли, чтобы варить их самостоятельно. Но – вовремя сообразил, что нанесёт тем самым кубинке жесточайшее оскорбление.

На вопрос – откуда в органах (насчёт места службы Карменситы ни Женька, ни « Второй » иллюзий не питали) взялась жительница Острова Свободы, дядя Костя лишь хмыкнул: «Считай, что она тут по обмену… студенческому». Женька нацелился, было, расспрашивать, двоюродный дед только коротко глянул на него, и рот захлопнулся сам собой.

Аст пребывает в недоумении. Он по-прежнему воспринимает происходящее, как удивительное приключение, но как вести себя со старым другом – понять не может до сих пор. Главная трудность: с кем он беседует в каждый конкретный момент: С ровесником-одноклассником, или с не вполне понятным гостем из будущего, который называет себя загадочным словом «комонс» и выдаёт порой такое, что впору за голову хвататься. Так что Серёга предпочитает отмалчиваться, и даже, от нечего делать, взялся за учебники, которые заставил его взять с собой явившийся за ним вежливый молодой человек спортивного сложения.

Женька, чем дальше, тем сильнее стал путаться в том, где он сам, а где его взрослое «Я». Вот, к примеру: мелькнула какая-то непривычная мысль – как понять, принадлежит она ему самому, или незаметно подсунута « Вторым »? А если и ему – в какой степени она возникла, как следствие обращения к второй, взрослой памяти?

Память, да… Содержимое памяти « Второго » порой представлялось Женьке не слишком упорядоченным то ли ящиков, то ли библиотечных шкафов. Одни гостеприимно раскрыты – залезай, смотри, что хочешь, всё расставлено по полкам, снабжено ярлычками с краткими пояснениями. Другие – беспорядочная свалка книг и журналов, часть из которых без обложек, другие лишены половины страниц, и непонятно, как к ним подступиться. А есть и третьи – глухие чёрные ящики без дверок и ручек, в которые снаружи не проникает, кажется, ни единый квант света, и даже думать не хочется – что там, внутри…

Дядя Костя приезжает каждый вечер, и тогда « Второй » выбирается из тины, отряхивался, и они садятся беседовать. Женьку при этом бесцеремонно задвигают в дальний угол сознания – « Второй » овладел каким-то особым приёмом, позволяющим если не полностью скрыть от альтер эго содержание текущей беседы, то сделать его расплывчатым, неясным. Это как сон: пока спишь, всё кажется понятным и простым, а стоит проснуться – остаются какие-то разрозненные клочки, бессмысленные фрагменты, да и те рассасываются через считанные минуты.

Но эту беседу он скрыть не пытался.

Конечно, я не пятнадцатилетний пацан. Но, как ни пытался соскочить с опасной, по моему мнению, темы – опыта шестидесятилетнего мужика оказалось недостаточно, чтобы противостоять такому волчаре.

Восьмидесятые. Афган, Горбачёв, Чернобыль, перестройка. Фолкленды, ирано-иркакская война, Польша, Прибалтика, крах СЭВ и Варшавского договора, падение Берлинской стены, катастрофа Сумгаита, Карабах, «Буря в пустыне», путч, ГКЧП, Ельцын, Беловежская пуща, распад СССР. Приватизация, Чубайс с Гайдаром, «святые девяностые», танки бьют прямой наводкой по зданию Верховного Совета, семибанкирщина, Чечня, Югославия, дефолт…