Секретный Блиц - Звезды не для нас [сборник]

– А что ты уже пробовала? – заинтересовался Петя.

– Пыталась сама, интернет, просила сбросить подругу… – смешно загибала пальцы Надя, – ну вот, вызвать тебя был восемнадцатый способ.

– Хммм, получается, ты ответ знаешь? – робко спросил Петя.

– Ага, – вздохнула Надя.

– Слушай… А дай списать… У нас тут ввели школьную программу, как у вас, чтобы не было дис-со-нан-са… А у меня с цифрами беда…

– А ты мне с языками поможешь? – обрадовалась Надя.

– Но проблем, зер гут, мон ами! – уверил её Петя, – ты только про колбасу из доктора не забудь, а то есть хочется от всей этой учёбы!

Кирилл Ахундов

г. Баку

В субботу мы с бабулей решили разгромить супермаркет «Третий круг ада». Я взял биту и мешок. Бабуля вооружилась лопатой. Натянув лиловые леггинсы и мохнатый джемпер, она кликнула кухонную суккубу Варвару, и мы втроем отправились на подвиги.

В «Третьем круге» нас встретили аплодисментами и улюлюканьем. Молоденькие кассирши, похожие на кукол Барби, трепеща халатиками, порхнули кто куда, лишь бы убраться с траектории погрома. Отступление замыкал приземистый грузчик Бобров с пузатыми щеками хомяка.

Продуктовые полки напоминали опрокинутые набок рояли в детской библиотеке. Запахи перца, апельсинов, какао. Дрожь перламутровых бликов на сверкающих витринах.

Мы начали с молочного отдела. Бабуля размахнулась лопатой, едва не пришибла меня, с торжествующим хеканьем нанесла первый удар. Полетели осколки и картон, брызнули белые хлопья, хлынули ручьи.

«Не отставай, Тимошка!», – вопила бабуля, одной рукой держась за поясницу, а другой сокрушая молочное царство. Я брел следом, наступая на шуршащие и хлюпающие руины. Кухонная суккуба Варвара невозмутимо подбирала уцелевшие упаковки творога и стаканчики йогурта, складывала их в тележку. Наши тени скользили по тающим сугробам сметаны. Я вздохнул.

В кондитерском отделе навстречу кинулся Чебурашка с лицом Борисыча.

– Алевтина Гаврииловна, голубушка, помогите, спасите!

В темном углу притаился Кошмарный Рысь. Желт, жирен, жаден. Вокруг топорщились охапки шоколадных конфет, сладко подмигивали вишневые и лимонные пироги. Монстр злобно заурчал, бабуля не спасовала, пошла в атаку. Я уставился на банку клубничного варенья. Варвара осторожно сунула мне в ладошку колючую корку. Хлеб! Я надкусил этот волшебный сухарик – вкус прокисшего теста и аромат углей.

Кошмарный Рысь вцепился бабуле в рукав. Она дергала чудовище за куцый хвостик. Оба пыхтели и плясали, словно в мультике. Наконец они обрушили полку с вареньем. Монстр с визгом бежал. Бабуля тяжело дышала, сжимая бархатную тряпочку. Торжествующе косилась на меня. Вкусняшки погибли, под ногами чавкало райское болото.

– Тимошка, бей консерву! – гаркнула бабуля, сдвинула на затылок шапочку-таблетку и вытерла нос хвостиком Кошмарного Рыси. Она похожа на боцмана, подумал я. Жестяные банки громоздились обезлюдевшими бастионами.

Я послушно напал на баклажанную икру и сардины в томате. Не усердствовал. Варвара подобрала банку свиной тушенки «Добрый хряк». До скрежета зубовного хотелось наваристой каши с комочками мяса.

Настоящий голод почувствовал рядом с пухлыми колбасами, румяным окороком, на фоне косого среза буженины с чесночной слезой. Бабуля устало расколошматила гнездо деликатесов, красная икра брызнула ягодным салютом. Варвара погладила меня по плечу, играем дальше?

Какая же это игра, когда умирают с голоду. Я хотел догрызть сухарик, но пожалел бабулю. Она так старалась!

Нехотя растоптал пакеты с рисом и гречкой. Макароны хрустели и лопались, как косточки ягненка в пасти волка. Мне очень хотелось есть. Как серому волку. Как маленькому мальчику, для которого кусок хлеба уже богатство и пиршество.

Мы собрали кукол в мешок. Кинули туда Борисыча, Боброва, поролоновую рысь и рысий хвостик, потом пришьем. Оглядели место побоища, ушли из чулана, переступая через старые жестянки и журнальные вырезки. Растаял придуманный мир, стих шорох вкусных призраков.

За дверью нас ждала Буся. Она сидела в кресле-каталке и неодобрительно качала головой.

– Алька! Опять?!

Бабуля потупилась.

– Алька! Зачем?!

Бабуля отважно шагнула к Бусе.

– Мама, ну как ты не понимаешь… Мальчику нужно бороться. Симилиа симилибус курантур…

– Мальчику нужно смириться, – фыркнула Буся. – Голод голодом не лечится. Мы, кажется, с тобой договорились…

– Но я не могу спокойно участвовать в твоих опытах! Мне достаточно твоего военного детства. Твоих воспоминаний, реанимированных лишений и мучений.

– Каждый в нашем роду обязан пройти испытание, – мрачно изрекла Буся. Ее шаль сползла, обнажив пегую травку на голове. – Это закон.

Дверь в гостиную распахнулась. На пороге возникла, нет, воцарилась Бамочка. Очень похожая на императрицу Екатерину Великую. Статью, красотой, сдержанностью и пышными одеждами.

– Девочки, опять ссоримся? – Бамочка спокойно улыбнулась. – Давайте лучше чаевничать.

– Мама, ты нарушаешь режим, – возмутилась Буся и в сердцах скомкала шаль, но кухонная суккуба Варвара ловко развернула кресло и покатила мою суровую прабабку к накрытому столу.

– Духовность и связь поколений важнее режима, – пропела Бамочка и погладила меня по голове. – Тебе бриошь или парфе?

Я сглотнул, кивнул.

Да, хочу, конечно, хочу!

Что такое бриошь – вдруг котлета?

Массивный стол, застеленный тяжелой серебристо-зеленой скатертью, был уставлен блюдами и тарелочками. Сверкали подносы и кувшинчики, фарфоровый чайник источал аромат мяты. Хрупкие бутоны льняных салфеток. Хрустальная ваза пуста, но прекрасна драгоценным блеском граней.

Мы сели за стол. Перед каждым на тончайшем блюдечке – кусочек сухого хлеба.

Только у Варвары прибор был пуст.

Я убрал локти со стола, выпрямился и прикоснулся к чашечке с кипятком.

Вошла мама и сказала:

– Тима, убирай свои игрушки, сейчас будем ужинать.

– Ужинать?

– Да, сына. Перловка с сосисками. – Мама чуть виновато вздохнула. – И остатки вчерашнего кекса.

Я погладил зеленую скатерть и посмотрел на портреты. Умные строгие женщины взирали на меня со стен.

Варвара внесла сверкающую кастрюльку с дымящейся перловкой.

Максим Мирошников

г. Донецк

На почтовой станции было тихо. В комнате для отдыха проезжие находились в полудрёме. Поскрипывая дубовыми стульями, они ждали смены лошадей, вполголоса рассуждали о погоде и неважных дорогах. Самовар без дела красовался в углу на столике с резными ножками: в этот знойный день гости предпочитали холодный квас. Возле большого окна с лепным декором сидел молодой человек, вытирая лоб кружевным платком. Двое пожилых мужчин в задумчивых позах и отражением острой мысли на физиономиях склонились над шахматной партией.