Секретный Блиц - Звезды не для нас [сборник]

– Иван Захарович, операционную, воды горячей, и хлороформ готовьте! Не ори, дура! Чего стряслось?

Баба забормотала, охая и ахая. Попал под сани, ногу измочалило и вывернуло.

Миронов оставил мать в приемной, крикнув сиделке, чтобы дала ей валерьяны, и детям горячего чаю, а сам понес мальчика в операционную.

Коленный сустав вывернуло из сумки, открытый перелом, осколок перебил вену. Иван Захарович глянул через плечо, обдав запахом табака, и сказал тихо в сторону:

– Не жилец он, сударь мой, я вам сразу говорю. Не мучайте вы его и себя.

Ну, это мы еще посмотрим, спокойно подумал Миронов. Не все так страшно, на самом деле. Кость это ерунда, сустав-то цел, только связки разворотило. Откуда-то пришла уверенность, что все будет хорошо…

Когда Миронов уже зашивал рану, он заметил одну странность.

– А ну как, помогите мне перевернуть его на живот, – попросил он фельдшера.

Из штанов у мальчика торчал хвост. Собачий, толстый, черного окраса. Он слабо подергивался, а когда Миронов дернул за него, хвост тоже дернулся. Начинался он из копчика, и Миронов заметил небольшой аккуратный шов. Словно кто-то пришил.

– Это еще что? Вы видите, Иван Захарович? – спросил Миронов, вытирая руки.

– Обычный хвост, – пожал плечами фельдшер, и потом добавил. – Собачий, определенно.

Бабе сказали, что мальчик требуется оставить в стационаре на несколько дней, а может и больше. Та успокоилась, как увидела ребенка.

– Послушай, любезная… – неуверенно начал спрашивать Миронов. – Давно у него… хвост?

– Да уж два года как, – просто ответила баба.

– А зачем он? – глупо спросил Миронов.

Баба посмотрела на Миронова, словно первый раз его увидела.

– Ну ты чудной, доктор, – сказал она. – Для богатства.

Миронов сконфузился. Правда, таких вещей не знать.

– И где же ему этот хвост пришили? – глупо спросил он.

Баба сделала испуганное лицо, обернулась, чтобы никто не услышал.

– Так фельдшер и пришил, – шепнула она Миронову на ухо. – Благодетель он, уж такое спасибо.

Вечером фельдшер позвал Миронова на домашний ужин. Жена у него давно померла, но из деревни ему всегда приносили домашнее. Курицу, мяса, яйца, свежий хлеб. Уважали фельдшера за душевность, а может и еще за что.

Иван Захарович накладывал Миронову картошки с ароматный маслом и пододвигал тарелку с хрустящей моченой капустой. Достал фельдшер и крепкой наливки. Видно, что настроение у него было хорошее.

– Золотые у вас руки, сударь мой. Вам бы в Белокаменную, или в Петербург, а не в нашей дыре прозябать, – с некоторым укором сказал фельдшер. – Держали бы практику. Экипаж, дом, жена, дворецкий на входе.

– Так ведь там и без меня умелых хватает, – усмехнулся Миронов. – Без протекции нечего и думать. А я что есть? Родители мещане, сестра чахоточная… Все жалованье им отправляю. Верите, даже рубашки белой нет!

– Ну, какие ваши годы, – махнул рукой фельдшер. – Еще схватите удачу за хвост.

– Кстати, Иван Захарович, – вскинулся Миронов. – Признайтесь, вы такое видели раньше? Я про мальчика с хвостом.

– Обычное дело в этой местности, видимо, дело в особом составе почвенных вод. Каждый двадцатый в этом уезде с хвостом, – немного деланно пожал плечами фельдшер, разливая еще наливки. – Отдаст потом мать мальчонку в цирк. Будут показывать по весям империи. Семье великая помощь, опять же. Мать и убивалась, что ежели умер бы сыночек, то весь план о богатстве прахом.

– Так это же сенсация! – разгорячился Миронов. – Это же надо в журнал, наконец, статью написать. И диссертацию!

– Не надо, – твердо сказал фельдшер. – Огласка в этом деле… Словом, не ворошите вы это. Нет у этих крестьян просвета в жизни. Нищета, болезни, чахотка, подати, неурожай… Средство от бедности, хвост, сударь мой.

Миронов неловко замолчал, чувствуя, что разговор даже как-то неприятен собеседнику. Но после наливки словно какой-то черт засел в нем, и все дергал выложить правду.

– Ну, хорошо, а вот, предположим, у меня хвост может вырасти? – издалека начал Миронов. – Я ведь тоже воду пью.

– А вы этого хотите? – поднял бровь Иван Захарович.

Миронов задумался. Что его ждет? Он же погрязнет в этой земской больнице, со свищами и вывихами. А жизнь-то идет, проносится мимо.

– Хочу, – посмотрел в глаза фельдшеру Миронов. – Экипаж, дом, жену, дворецкого… Сделайте мне хвост, Иван Захарович.

– Будете выступать на ярмарках? После бородатой женщины и до заклинателя змей? – усмехнулся Иван Захарович.

Миронов и сам не понимал, что он, собственно будет делать с этим хвостом. Преглупый разговор, рассердился он на себя.

– Это все ребячество, сударь мой, – махнул рукой Иван Захарович. – Сдался вам этот хвост, право. Для хирурга он совсем без надобности. А вы хирург от бога, уж я знаю, о чем говорю. Сдается мне, вы и сами можете пришивать хвосты.

– Если бы вы знали, до чего меня довела нищета. Вон, у вас до выдачи жаловаться пару рублей постоянно занимаю и не отдаю, – со стыдом признался Миронов. – И эти крестьяне, со свищами и квасной отрыжкой. Сил моих нет видеть их… Я бы не то что хвост, а и два хвоста заимел, лишь бы не знать это все.

– Идет спать, вы сегодня весьма устали, – поднимаясь, сказал Иван Захарович. – Завтра будет тяжелый день.

Миронов вытащил ногу из-под одеяла. Холодно…

Опять истопник экономит дрова, без особой злобы подумал Миронов, выходя во двор и входя в уборную. Когда он снял штаны, ему на секунду показалось, что между ног покачивается хвост. Рыжей расцветки, вроде как у сеттера. Миронов выскочил, как есть, наружу, со спущенными штанами, и упал в снег. Потом провел дрожащей рукой сзади. Никакого хвоста не было.

Миронов неуклюже перекрестился и припустил бегом назад, в комнату. Чертовщина какая-то, подумалось ему. Во дворе столбом стоял мужик, ломая в руках шапку. Как только он увидал Миронова, то бухнулся на колени в снег, и забасил прокуренным голосом:

– Ваше благородие, окажите милость, сделай мне хвост. Работы нет, помещик мироед. Жена говорит, езжай на заработки. Мужик ты, говорит, или видимость одна безденежная?

– Больше хвостов не будет! Буду ампутировать их, к чертовой бабушке! – уставил в него палец Миронов. – И в деревне всем так и передай!

– Ампутировать… – печально повторил мужик, нахлобучил шапку и вышел прочь со двора.

Михаил Востриков

г. Москва

Борис Вениаминович Щщец, промышленный заклинатель пятидесяти лет, бочком протиснулся в дверь с коробкой под мышкой. Припухшую физиономию его окропляла свежесть, ведь день стоял приятный: Борис ступил в новую жизнь. С мыслью зацементировать этот порыв души поступком из поступков, Щщец заимствовал в цеху волшебной сборки мебели тумбочку оттенка спелой папайи, дабы обновкой в доме ознаменовать свое перерождение. Руки его горели до пальцев – скоро он разложит панели на пол и зачерпнет волшебной пыльцы; горело нутро – крикнет заклятье, и тумбочка соберется! Горели у Щщеца и трубы, что обратило бы его в хмурую тучу, если бы не прохлада пузыря в кармане. Заметим, что не одним возлиянием крыл Борис минуты уныния, лелея на задворках мозга клад, катая, как леденец на языке, истомную думу: возносило его над челядью тайное знание, сила сборки мебели чарами и – тут он благоговел – без инструкции.