Геннадий Марченко - Второй шанс

– Максим…

– …А когда к власти придёт молодой (относительно молодой), не смотрящий на Запад политик, будет уже поздно. Впрочем, повторюсь, это всего лишь моя фантазия.

Я замолчал, внимательно глядя на сидевшую напротив Ингу. Та, опустив глаза, ковыряла ложечкой в креманке подтаявшее мороженое. Наконец подняла веки, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, и тихо произнесла:

– Ты знаешь, не так давно я нечаянно подслушала разговор папы и дяди, так вот, дядя Серёжа рассказывал отцу о романе английского писателя Оруэлла «1984». И то, что он там описал, мне сейчас кажется менее страшным, чем то, что сейчас рассказал ты. Я даже думать не хочу, что такое может случиться. А то, что ты говорил сейчас про наше Политбюро… Максим, эти люди добились своего положения неустанным трудом на благо Родины! Да, некоторые из них в уже довольно преклонном возрасте, но если они на своих постах, значит, ещё могут приносить своей стране пользу.

Я грустно улыбнулся, но решил не вступать в дискуссию, со временем сама всё поймёт. Только тогда уже, боюсь, будет поздно.

– Ладно, бог с ним, с Политбюро, вернёмся к нашим баранам… Итак, ты дожила до 80 лет, в России всё более-менее устаканилось, однако и тебе, и всей стране пришлось пережить страшные 90-е. Для кого-то страшные, для кого-то, наоборот, весёлые, а кто-то умудрился найти себе тихое местечко, откуда, как из норки, наблюдал за происходящим вокруг. И, попав в саму себя 15-летнюю – вернее, уже 16-летнюю – ты захочешь что-нибудь сделать, чтобы изменить такое будущее?

– Хорошо, предположим, что ты прав… Но что я могу сделать, одна, да ещё в 15 лет?

– Что? Вот и я не знаю, что… Хотя что-то можешь. Например, ты помнишь имена маньяков-убийц будущего, и можешь сделать так, чтобы они не успели совершить свои злодеяния. Каким образом? Если не хватает смелости устранить их лично (чего от девушки ждать и не стоит), то хотя бы написать анонимное письмо в МВД.

– Ну такое я ещё могла бы…

– А также написать письмо в КГБ с именами предателей Родины. Тем более у тебя там дядя работает… А может вообще решишься ему открыться, вдруг он поверит?

– А что, я бы, может, так и поступила. Дядя Серёжа, он… он такой!

– Какой такой?

– Ну, я не знаю, как правильно тебе объяснить… Он справедливый. И он сумеет понять.

– Хорошо, если так, – задумчиво пробормотал я.

А что, может, и мне попробовать довериться этому дяде Серёже? Или пока рано? Или вообще не сто́ит? Хоть бы этот «ловец», что ли, подсказал… Понятно, он и так для меня сделал немало, не забрал в этот свой «энергетический котёл», но всё же от дополнительной помощи я бы не отказался. Пусть даже от совета, если он окажется и впрямь дельным. Но пока приходится рассчитывать только на свои силы.

– А я в следующую субботу уезжаю в Куйбышев, – говорю, чтобы сменить грустную и скользкую тему.

– В Куйбышев? А зачем?

– На первенство РСФСР по боксу. Отобрался как победивший на недавнем чемпионате области.

– Класс! А ты там всех победишь?

– Хм, надеюсь, – хмыкнул я. – Вообще-то каждый из тех, кто будет выступать, надеется победить. Приедут чемпионы своих областей, а это уже серьёзный уровень, перворазрядники. Жаль, что ты не сможешь поехать в Куйбышев и поддержать меня, но я буду помнить, что ты за меня болеешь здесь, в Пензе, и это придаст мне дополнительные силы.

– Конечно, буду! А по телевизионных трансляций из Куйбышева не будет?

– Навряд ли, у нас в СССР как-то не принято показывать юниорские соревнования, даже взрослый чемпионат Союза и то, мне кажется, не показывают. Другое дело – чемпиона Европы или тем более мира. Ну а Олимпиада – это само собой. Хотя и там обычно показывают только финалы.

– А ты выступишь на московской Олимпиаде?

– Для московской я ещё, пожалуй, годами не выйду, а в общем-то было бы неплохо, – улыбнулся я. – Но для этого нужно ещё много чего навыигрывать на всесоюзном уровне.

И подумал про Олимпиаду в Лос-Анджелесе, которую наша страна бойкотировала в ответ на бойкот американцами Олимпийских Игр в Москве. Игры Доброй воли – это ни о чём, кто помнить чемпионов этой пародии на Олимпиаду? Разве что останется ждать Сеул в 88-м… Это мне будет 26, в общем-то, самый расцвет для боксёра.

А потом я отправился пешочком на Пески. Найти дом старого разведчика не составило труда, большая цифра «4» красовалась возле калитки, как и забор, выкрашенной в синий цвет. Никаких кнопок звонка я не узрел, но зато с той стороны раздался отчаянный собачий лай. А примерно минуту спустя, глядя в узкую щель между дощечек калитки, я увидел, как дверь дома открылась и на крыльце в телогрейке на майку-алкоголичку, трениках с вытянутыми коленками и шлёпанцах на босу ногу появился Борис Никанорыч.

– Цыц, зараза!

Это он, надо думать, своей псине, так как та сразу замокла. Приструнив собаку, дед спустился с крыльца и открыл мне калитку, даже не поинтересовавшись, кто с той стороны.

– А, здорово, Максим! Молодец. Что пришёл, я тут тебе интересных историй сейчас навспоминаю…

Я пожал сухую, мозолистую ладонь. Судя по небольшому, аккуратному огородику, и по ухоженным садовым деревьям, Борис Никанорыч не любил сидеть сложа руки. Урожай, правда, был уже убран, только на яблонях ещё местами краснели спелые плоды, но видно было, что пенсионер поддерживает территорию в идеальном порядке.

– У меня Дружок вместо звонка, на всех лает, даже на Мишку. Только на Серёгу, что характерно, не лает, забьётся в конуру и зыркает оттуда, – просвещал меня Борис Никанорыч, пока мы шли к дому. – О, гляди-ка, и тебя, что ли, боится?

И впрямь, Дружок спрятался в конуру, только нос оттуда торчал. Что это с ним, чем я его так напугал? Может, чует, собака, что я не от мира сего? Вернее, не из сего… Короче, что в теле мальчишки взрослый человек.

– Дом ещё довоенной постройки, – продолжал дед, подсовывая мне в сенях видавшие виды шлёпанцы. – Раньше отопление было печное, а лет десять назад Пески газифицировали, и мне провели, печку тоже к газу подключили. Водопровод тоже провели, это уже Мишка постарался. Он у меня в обкоме инструктором, руководит отделом строительства… Мне предлагал однокомнатную в новостройке, но я отказался. Здесь всю жизнь прожил, здесь и помру.

Мы уже вошли в комнату и Борис Никанорыч посмотрел на висевшую на стене, забранную в рамку фотографию, на которой были изображены средних лет мужчина и женщина в беретке. Мужчина, в котором узнавался хозяин дома, был в военном кителе с погонами капитана, с рядом медалей и орденами: два ордена Красной Звёзды и орден Отечественной войны I степени. Да, и впрямь, боевой был товарищ Козырев-старший.

В доме чистенько, прибрано, хотя хозяйки я не видел, да и вообще, не покидало такое чувство, что женщина здесь давно не появлялась. Словно прочитав мои мысли, дедушка Инги сказал: