Валерий Красников - Кроманьонец [litres]

– Покорми…

Вытянув руку с зажатым между пальцами корешком, я медленно приблизился к кулану и едва успел спасти кисть от его зубов, цапнувших угощение. Тут же получил кулачком в лоб от Тано. Горянка, таким образом завладевшая моим вниманием, достала ещё один корешок и, положив его на ладонь, скормила кобыле, затем поманила меня пальцем.

– Ты умираешь.

Огорошив меня, развернулась и, как ни в чём не бывало, побрела прочь. От её слов изнутри головы что-то со звоном подступило к глазам и ушам. Хотя после всего, что я пережил там, в будущем, беспощадная и неотвратимая смерть меня не могла уже испугать. Звон из ушей вскоре исчез, и мысли снова стали кристально чистыми.

Горянка не ушла. Она всего лишь отошла к кожаному мешку, лежащему неподалёку. Покопавшись в нём, она принесла мне теперь какой-то чёрный корешок.

– Съешь. Будет хорошо, – пообещала она.

Трясущимися руками я взял корешок и, не задумываясь, положил в рот. Вкус, надо сказать, мне не запомнился. Немного горечи, и во рту сразу же пересохло…

По-прежнему было прохладно, но уже чувствовались с порывами ветра тёплые потоки воздуха, и по-прежнему медленно двигались в небе серые тучи, не угрожавшие дождём…

После холодной ночи на рассвете потянул тёплый южный ветерок. Проснувшись, я вышел из полуземлянки на воздух. Над рекой выкатывалось яркое солнце, разгоняя предрассветную мглу над пока спящей дюной. Моё самочувствие заметно улучшилось. Ещё была в теле слабость, но душевное волнение сигнализировало, что неизвестная хворь отступила, мне хотелось тогда что-то начать делать, в общем, продолжать жить!

За мной выползла из жилища волчица, потянулась и стала толкаться, заходя то сзади, то сбоку. Потрепав её за ухо, я стянул с себя кухлянку и, спустившись к реке, с удовольствием поплескался в бодрящей водичке. Улыбнулся, увидев Утаре, подбежал и подхватил любимую на руки.

– Тебе стало лучше? – прошептала она.

– Мне хорошо, – ответил я и поцеловал её в носик.

Не знаю, что она при этом чувствовала, но всегда, когда я делал это, Утаре заливалась смехом. И тогда она не смогла сдержаться.

Вырвавшись из моих объятий, любимая отправилась к тлеющим углям, бросила на них большую сухую ветку и скрылась в жилище горцев.

Наша возня разбудила соплеменников. Видя их беззаботные улыбчивые лица, я вспоминал, как наш народ из будущего обычно просыпался и посмеивался: угрюмые, заспанные, уже с утра успевшие устать образы всплывали из глубин памяти, в тот момент изрядно меня веселя.

Уро вытащил из ледника подтаявшую тушу кулана и, бросив её у костра, стал срезать с неё куски мяса и класть их на тлеющие угли. Запах подгоревшего жира пробудил во мне аппетит. Вырубив из туши ребро, я воткнул его под углом в песок, чтобы мясо запекалось от жара, а не горело. Уро, улыбаясь, выхватил из углей кусочек и, перекидывая его в ладонях, стал дуть, охлаждая. Почерневший, обуглившийся кусок внутри остался сырым, но горца это обстоятельство не смутило. Чавкая, он с удовольствием жевал полусырое мясо.

– Уро, пойдём в горы, – попросил я.

Поскольку рот горца был занят, великан энергично закивал. Туро, крутившийся рядом, услышав о моих планах, тут же убежал. Наверняка чтобы поделиться этой новостью с Тухо. После освобождения Утаре я обещал, что мы все вместе пойдём в горы за маленькими козлятами.

Я предложил Люту и Лиму присоединиться к походу, обещая, как только горцы отправятся назад с пойманными козлятами, показать соплеменникам, как я выплавляю бронзу. Уговаривать мастеров не пришлось, и все мы спустя какое-то время отправились в путь. Солнце ещё не грело, но день обещал быть жарким.

К горам мы добрались без приключений, но уже вечером мне пришлось славить Всевышнего, что остался жив.

Узким ущельем мы вышли к едва заметной тропе, уходящей вверх пока ещё по пологим, поросшим лесом холмам. Выше вздымались заснеженные пики, их вершины прятались в облаках. Уро показал вверх, давая понять, что нам нужно идти туда. Он привёл наш отряд к реке. Сильный, бурлящий поток создавал много шума. Наши голоса исчезали в окружающем рокотании, не достигая слуха. Вода пенилась, но, вопреки моим представлениям о горных реках, весной она была прозрачна, кристально чиста, и казалось, переправиться на широком, мелком участке будет просто.

Горцы знали, где брод. Уро уверенно вошёл в воду первым и, медленно переставляя ноги, побрёл на другой берег. Поначалу вода едва достигала его колен, но где-то посередине пути она поднялась к бёдрам великана, и он всё чаще стал использовать копьё в качестве упора, чтобы не упасть.

Следом за ним пошли Лют и Лим. Туро и Тухо побежали вверх по течению, где из воды торчали мокрые валуны, и, прыгая по ним, быстро оказались на противоположном берегу. Такой способ переправы я отверг сразу. Не было у меня их сноровки, а упасть в бурлящий поток с камня не хотелось. Пришлось перебороть страх и идти за соплеменниками. За мной реку переходил Тун, и я надеялся, что, случись что, он меня подстрахует.

Если первые шаги в бурлящий поток дались мне с трудом, дальше я стал чувствовать себя увереннее. Когда вода стала упруго давить на бёдра, я смело шёл вперёд. Что произошло потом, я так и не понял. Нога, мгновение назад уверенно упирающаяся в каменистое дно, вдруг потеряла точку опоры, и я целиком оказался в воде. Очень быстро соплеменники исчезли из поля зрения. Первый в этом мире прототип рюкзака на моей спине был сшит из кожи и, намокнув, не давал возможности перевернуться на грудь. Тяжёлый плащ не утащил меня на дно только благодаря скорости, с которой я двигался по воде. Копьём я пытался нащупать дно, а левой рукой не торопясь загребал к берегу. Как ни странно, о смерти не думалось, я лишь переживал о болтающемся на боку колчане: как бы не выпали лук и стрелы…

И снова я не понял: что случилось на этот раз?! Рюкзак будто зацепился за дно, и я остановился. От неожиданности задержал дыхание и закрыл глаза, а когда открыл их, увидел над собой воду, за ней ствол могучей ели, пожелтевшие иголочки и розовое в лучах заходящего солнца небо. Выпустив копьё, я руками попытался оттолкнуть дерево от себя. Не тут-то было – ствол даже не пошевелился, и я понял, что через минуту или две умру.

Страха не было, скорее я переживал какое-то умиротворение, что умру не от болезни. Одновременно от нелепости такой смерти где-то глубоко в душе нарастала досада. Я даже успел пофантазировать по поводу того, что случится со мной после смерти, куда я попаду на этот раз. Едва подумал об этом, как поток воды выбил меня из-под ели, словно пробку из бутылки с шампанским. Освободившись, я что есть сил стал загребать к берегу. И выбрался из воды вместе с Туном. Понял, что горец помог мне вырваться из западни. Он лишился не только копья, но и своей корзины. Я, не задумываясь, вытащил из-за пояса свой топорик (его я сумел-таки разыскать у озера) и протянул Туну. Знал бы, что здоровяк будет так радоваться, подарил бы раньше.