Дмитрий Дашко - Правильный попаданец [СИ]

– Товарищи! – снова крикнул командир.

– А ну тихо! – цыкнул кто-то в самой гуще красноармейцев, а с другого конца донеслось не менее громкое «цыть!».

Наступила тишина, в которой я услышал звук моего дыхания.

– Товарищи бойцы революционной Красной армии! Вчера мы стали свидетелями, как контра, засевшая в губрозыске, задерживает наших братьев, таких же как мы – верных борцов за дело революции! Это страшная несправедливость, товарищи! И кто, как ни мы должны положить ей конец!

– Верно говоришь, – одобрительно выкрикнули откуда-то слева.

По толпе прокатился ропот.

– Твою мать! – сорвалось с губ у Полундры. – Это же… Это же они против нас мятеж устраивают…

– Ты знаешь этого краскома? – спросил я.

– Знаю, комбат учбата.

– Того самого, откуда была вчерашняя банда?

– Да.

Я ошалело моргнул. Понятно, что на дворе начало двадцатых, что ситуация во многих местах неустойчивая, но чтобы так… Прямо на моих глазах.

Толпа зашумела ещё громче.

– Смушко! – взволнованно брякнул Полундра.

– Где? – не понял я, но в ту же секунду увидел, как возле краскома оказался начальник губрозыска.

Он успел подобно этим подстрекателям ввинтиться в толпу и добраться до крыльца губрозыска, пройдя через всю улицу.

– Товарищи красноармейцы! – призвал Смушко. – Я – начальник губрозыска Смушко. Если вы считаете, что мы совершили вчера противозаконные действия, я готов выслушать вас. Но помните, товарищи бойцы, вчера мы арестовали не бойцов Красной армии, а грабителей, терроризировавших город! И у нас есть доказательства.

– Брешешь, собака! – к крыльцу подскочил низкорослый солдат и плюнул в сторону начальника губрозыска.

Толпа одобрительно загудела.

Смушко страшно побледнел, его рука легла на кобуру маузера, но в последнюю секунду он опомнился.

– Мужики! – с надрывом крикнул начальник губрозыска. – Хорошенько подумайте, над тем, что сейчас происходит! Вы нарушаете закон.

– Мы и есть закон! – проголосил низкорослый солдат, в котором было что-то от шакала Табаки.

– Верно! Мы закон! – Похоже, подавляющее большинство на улице было на стороне мятежников.

– Кого вы слушаете? – пытался призвать к голосу разума Смушко, но было поздно – его уже начали обступать взбудораженные люди.

– Бей его! Топчи, скотину!

Ораторствовавший краском не даёт начальнику губро выхватить маузер.

– Что вы делаете?! – орёт Смушко, но его голос только ещё сильнее заводит окружающих.

– Порвём падлу!

– Убьём суку!

– Смерть легавому!

Ну детишкина жизнь! Ну твою в душу…

Я бросил взгляд вниз – второй этаж – метра три до мостовой. Прыгать рискованно. Но если побегу по ступенькам – опоздаю.

Чувствую себя самоубийцей, но решаюсь.

Хрен с ним.

– Ты что творишь? – бросил мне в спину Мишка, но я уже летел из открытого окна.

Дурак! Ой, дурак!

Бум. Было чувство, что у меня сейчас голова от туловища оторвётся, виски обдало жаром. Но вроде ничего, боли нет. Кажется, ничего не сломал, не вывихнул – сгруппировался удачно.

И сразу к крыльцу.

Возбуждённая серая масса обступает Смушко, сейчас его собьют с ног, разорвут на части. Не знаю, что нашло на этих мужиков или скорее парней – почти все молоды, это ведь учебный батальон. Однако на лицах у них читается одно – ненависть.

В таком состоянии запросто убьют или покалечат.

Я распихиваю одного, другого. Пока без последствий – меня принимают за своего. Есть такие, что сами уступают дорогу. Не все ж психи, есть и осторожные.

У меня такой же взъерошенно-взволнованный вид, солдатская гимнастёрка… Это помогает прокладывать «тропку» в возбуждённой солдатской массе.

Лишь только один или двое что-то шипят позади, но мне нет до них дела. Успеваю оказаться возле Смушко, отдираю от него волосатые ручки низкорослого гадёныша, успевая рассмотреть его пропитую харю – каким же ветром тебя занесло в армию, дядя? Хотя, может никакой ты не красноармеец?

Подставив спину под удары, почти затаскиваю Смушко на крыльцо, толкая в успевшую распахнуться дверь (молодцы ребята, сообразили). Потом разворачиваюсь и мёртвой хваткой вцепляюсь в оратора, дёргаю на себя и практически закидываю как мешок с картошкой внутрь здания.

Раз пошла такая пьянка, нам может пригодиться заложник.

В ту же секунду начинается винтовочная пальба. Лопаются и разбиваются стёкла, трещат оконные рамы, а дверь начинает ходить ходуном – в неё ломятся разгорячённые бойцы снаружи.

Меня начинает трясти – это отходняк после происшедшего. До последней секунды ждал, что между лопатками прилетит пуля или воткнут штык…

Чудо, что всё обошлось.

Нас оттаскивают к толстой каменной стене и сейчас же дверь прошивается в нескольких местах винтовочными выстрелами. А ведь я как раз находился на этом месте… Да из меня бы сделали решето.

Как выясняется, не всем везёт.

Вскрикивает раненый чоновец, из кабинета вываливается окровавленная женщина – пишбарышня, зачем-то пораньше пришедшая на работу. Её подхватывает на руки Полундра. Он успел сбежать по лестнице на первый этаж, и сразу оказался в гуще событий.

Увиденное охлаждает меня, заставляет взять себя в руки.

– Пулемёт есть? – кричу я.

Но кто-то успевает меня опередить. Сверху нашего особняка лает «максим». Надеюсь, пока не в людей… всё же там, на улице не чужие нам люди – это красноармейцы. Им запудрили мозги, такое бывает, но это свои. Не хочется их убивать.

Пулемётная очередь лишь ненадолго успокаивает горячие головы. Особняк превращается в осаждённую крепость.

После того, как на моих глазах прилетает шальная пуля и убивает парня из бригады Полундры, я зверею – хватаю за грудки подстрекателя и подтаскиваю к себе.

В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.

– Или успокоишь людей или я тебя шлёпну, – скрежещу зубами я.

– У меня не получится, люди на взводе, – лепечет он, и я вижу, что не врёт. – К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.

– Какой магазин?

– Нэпманский… А чего их жалеть, кровопийц! – недоумённо поясняет комбат.

Вот что я могу объяснить таким людям? Как им вправить мозги?

Особняк огрызается винтовочно-револьверными выстрелами. Пулемёт пока молчит. Почему? Что-то случилось?

– Почему молчит пулемёт?! – не выдерживаю я.

– Лента одна, – отвечает Смушко, внимательно слушавший наш разговор с комбатом. – Экономим.

– Подмога будет?

Смушко пожимает плечами.

Бардак, господи, какой бардак! А ведь это моя страна! Как же она устояла! Каких трудов стоило всё наладить, после того как мир слетел с рельсов!

У меня нет претензий к Смушко, но я категорически отказываюсь понимать, почему таким, как этот комбат доверили столь ответственный пост! Настолько плохо с кадрами? Или эта скотина умело маскировалась?