Александр Забусов - Калика перехожий [litres]

– Сам-то ты какого роду-племени будешь? Какому богу молитвы несешь? Может, безбожник, языческих истуканов прославляешь?

Андрей встрепенулся.

– А хоть бы и так? Я последнюю волю погибшего исполнил, спасибо за хлеб-соль, поспать мы можем и в Листвянке.

– О, какой колючий! Значит, славишь ушедших богов. Н-да!

На лицо Снежаны наплыла тень мыслей, она в раздумье отстранилась от стола, по-новому рассматривала сидевшего напротив нее. Андрей хмыкнул, медленно развязал тесемку на вороте рубахи, откинув вышивку на полотне, показал на груди Романов крест, взятый на память о друге. Лицо хозяйки прояснилось.

– Чего ж сразу-то…

– А что изменилось? Какая разница, во что человек верит? Или скажешь, что среди христиан гнили не встречается? Так позволь не согласиться. Среди них ее быть может даже больше чем среди язычников. Многие переняли от византийцев жажду наживы. Золото застит глаза. Как там, в Псалтири сказано: «Злоумышляет грешный против праведного и скрежещет на него зубами своими; Господь же посмеется над ним, ибо видит, что настанет день его. Оружие извлекли грешники, натягивают лук свой, чтобы пронзить нищего и убогого, заклать правых сердцем. Оружие их пронзит сердца их, и луки их сокрушатся. Лучше праведнику малое, нежели многое богатство грешным. Ибо сила грешных сокрушится, праведных же укрепляет Господь. Ибо грешники погибнут, праведных же милует и одаривает. Ибо благословляющие его наследуют землю, клянущие же его истребятся. Господом стопы человека направляются. Когда он упадет, то не разобьется, ибо Господь поддерживает руку его. Молод был и состарился, и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящими хлеба. Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает, и племя его благословенно будет. Уклонись от зла, сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи во веки веков».

Ищенко говорил как по-писаному. В свое время в моменты отдыха он от нечего делать изучил единственную имеющуюся у Романа книгу от корки до корки, а на память свою никогда не жаловался. В отличие от священников средневековья, в большинстве своем не умеющих без книги и двух слов сказать, не то чтобы трактовать ее, он, как показало время проведенное в десятом веке, оказался неплохим аналитиком, разложил все прочитанное по полочкам.

– Часто ты, боярыня, праведников встречала?

– Ну-у…

– Вот то-то и оно. Зато я знал и знаю язычников, кои, ежели рассмотреть их, могли бы под категорию христианских праведников подпасть. Только и разница, что своих родовых богов славят. А роду-племени я древнего. Из кривичей. Коли слышала чего о Гордеевом погосте, так это моя родовая вотчина. И еще, к людям, родноверие исповедующим, лично у меня никаких претензий нет. Они в своем праве, боярыня. Помнишь ли, кто к матери божьей после рождения Христа первым пришел?

– Помню.

– Правильно, волхвы! А знаешь ли, что сам он, посылая учеников своих нести веру людям, направлял их идти на полночь, на восход и на закат, только в нашу сторону не слал. Знал, что вера дедов наших и так праведная, Правь славящая. Только наши дуболомы на хвосте притащили за собой византийцев и их веру.

– Господь с тобой, да христианин ли ты, после слов таких?

– «Бог идежи хощет, побеждается естества чин», что значит «если Бог захочет, меняется естественный порядок», – вспомнил строку из Кормчей книги законов и правил русской православной церкви, еще по молодости вычитанную ним и с тех пор почему-то запомнившуюся. – Не сомневайся. За Белого Бога любому пасть порву, но и старых богов помню. Когда на Русь приходит беда, исконные боги не стоят в стороне. Они помогают родовичам. Ты матушка-боярыня не торопись делать выводов, ибо, как сказано в Соборном послании апостола Иакова: «…всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев; ибо гнев человека не творит правды Божией».

Опять пришла на помощь его всегдашняя любознательность. О-о, ввернул к месту! Сам не ожидал, что память сохранила такое. Боярыня Снежана в обалдении глазела на молодого приезжего, и только рядом с ней молодая невестка позволила себе хихикнуть, да Веретень, переводя взгляд туда-сюда, с хозяйки на друга-соратника, только и смог, что тихо, почти про себя, сказать:

– Да-а-а!

Потом опустив взгляд в стол, заткнуться.

– Глаза отказываются верить тому, что видят.

Снежана была не в своей тарелке, утратила грозный вид и суровость. Она и сама понимала, что пасует перед гостем. Хотелось сказать отповедь на все его высказывания, да слова не хотели складываться во фразы. Все, что было наработано ею за всю сознательную жизнь, все поучения и мудрость, все испарилось в небытие.

– Мой сын, боярин Военег, отправился на охоту. Когда вернется, мы не знаем, но я мыслю, что хлеб и кров он вам предоставит. А сейчас после дальней дороги вам надлежит отдохнуть. Светелку на втором этаже вам челядь приготовила, идите, располагайтесь, а поднимитесь поутру, будет готова баня.

– Очень вам благодарны, хозяюшки.

Спать после дороги и отменной еды хотелось неимоверно. Дойдя до лавок, оба успели раздеться, уснули на пахнувших свежим сеном расстеленных на лавках матрасах.

Усадьба оказалась не такой уж и большой, как показалось обоим ночной порой. До появления хозяина Андрей с Веретенем изучили ее вдоль и поперек. Огромный дом был выстроен еще прежним хозяином, вернувшимся с наемной службы из Византии. Прежний боярин Лютомир, в крещении Павел, захотел выстроить в своей вотчине терем, похожий на подсмотренные им жилища византийцев, возвести нечто подобное, да как ни пыжился, большой дом все едино получился похожим на славянский терем. То ли материал для постройки подкачал, то ли мастера умели строить только свое, но потуги не удались. Так все и оставили. Новый хозяин, получив вотчину в наследство, ничего менять не стал. За кордоном он не служил, в Ростове за всю свою жизнь был раза четыре, в дальнюю дорогу сходил лишь раз, да и то по случаю женитьбы. Отцы в свое время сговорились обвенчать детей. Вот и пришлось после кончины родителя Военегу отправляться в дальнюю дорогу за женой. Вернувшись, боярин уже года три не покидал свой кров, чаще его можно было заметить на охоте в поле или в лесу. Изредка напрягал в занятии воинской учебы свою дружину, которой у него было аж два десятка воев. Как всякий феодал разбирал непонятки между своими смердами, да и то, выступал в таком качестве больше как свадебный генерал. Хозяйство было возложено на плечи матери, боярыни Снежаны, вот уж действительно в ком была жесткая воля и холодный разум. Молодая жена, привезенная Военегом из княжества Полоцкого, красавица Яромила, в муже души не чаяла, свекрови побаивалась, но привыкла и к ней. Детей бог пока что не дал. Так и жили до приезда нашей парочки, в тихом омуте житейских радостей.