Александр Забусов - Калика перехожий [litres]

– Кто же это тебя так? И где твоя одежда? Не голым же ты по земле ходишь?

– Это конечно. Хожу в одежде. Только вот гостеприимство одной молодой особы мне боком вышло. По ее слову связали, в погреб бросили, потом отобрали одежду и предложили пробежаться голышом, а сами собак по следу пустили.

– Ха-ха! Чудит что-то ведьма. Обычно она вашего брата до смерти сама заездит, а мертвое тело челядины в реку выбросят, чтоб не прикапывать и злую нежить под боком не плодить. Река далеко мертвяков унести способна. Что-то не сложилось с тобой у нее. Что?

– А я знаю?

Он растирал кожу в тех местах, где не было покусов и порезов, где не сочилась кровь и сукровица, разминался согреваясь. Теперь в спокойной обстановке проинспектировал целостность кожных покровов. Повезло ему, могло быть гораздо хуже.

– Погоди, не лезь к ранам, – отстранила его руки от гематом и порванной кожи, провела, словно мягким перышком ладошкой по телесным разрывам, зашептала, вглядываясь в глаза. – Словом можно и убить и исцелить, слово обладает силой, как созидательной, так и разрушительной. Послушай мое живое слово – то, что созидает. На море, на Окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень-алатырь. На том камне-алатыре сидит красна девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, руду жёлтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я добра молодца Удала от кровавых ран на теле его. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буде!

Кровь перестала сочиться из ран, сукровица на глазах загустевала. Чудеса, да и только! Неожиданно неведомая сила отбросила лекарку от парня шага на два, заставив приземлиться ее на пятую точку на песчаную подушку пляжа, а кровь вновь, теперь уже не так сильно, стала обратно сочиться по телу.

– Кто же на тебя такие сильные обережные слова наложил? По сравнению с ним наш водяник несмышленый юнак. А с именем зачем обманул? Тебя ведь иначе звать.

– Я не нарошно. Память потерял, вот мне такое имя и дали.

– Предупреждать надо. Не хватало мне еще чужой кармический удар получить.

– Тебя-то как звать-величать?

– Зорислава.

– То, что твои подруги, – парень кивнул головой в сторону гомона в реке, – и сама ты, девушки необычные, я уже понял. Вот только не знаю, чего мне еще и от вас ожидать?

Дева присела на большой неровный камень, в руках непонятно откуда появился гребень. Склонив голову набок, она стала чесать им свои волосы, с которых заструилась вода. В зелени глаз мелькнула искорка веселья.

– Странный ты! Что, правда, не понял, что к речным берегиням приплыл? Смертные нас называют русалками. А ведьма из боярской усадьбы нам тоже врагом доводится. Это она привадила ромейских злых духов в наши места, крещеные смерды их еще бесами называют. Фу, мерзость! Безобразные, со свиными рылами, длинными ушами и хвостами, рогатые и косматые. Особенно усердствуют в непогоду осенью и зимой. Хрюкают, чавкают, воют, визжат, плюются, кружась в бешеной пляске. Сбивают с пути одинокого путника, заводят его в непролазную чащу или в трясину, толкают в прорубь; пугают коней и, вцепившись в гриву, загоняют их до смерти. Могут превращаться во что угодно, вот хоть в этот камень. Облюбовали тут неподалеку омут глубокий, там и кублятся. У нашего водяника с их главным война.

– Так-та-ак! И кто побеждает?

– Слава Велесу, пока наш верх! Если б ты еще версты полторы вниз по течению проплыл, в самый омут к ним бы и угодил.

– Мне-то что посоветуешь? Как из этих мест выбираться?

– Это тебе к мельнику обратиться нужно. Он тоже с ведьмой враждует. Если захочет, поможет, только дюже вредный он от природы, упертый и жадноватый. Зря ты к этому берегу приплыл, мельница на той стороне и, между прочим, дальше по течению за омутом будет.

– Ничего, переплыву обратно.

– Не нужно плыть.

Зорислава поднялась с камня, шагнула к воде. Под просторной, почти прозрачной рубахой женской красотою обозначились формы ее тела. Найдя кого-то среди плескавшихся товарок, позвала:

– Радица! Она бродница – охранительница бродов. Охотно поможет тебе с переходом через брод, доверься ей, – пояснила ему, пока призванная дева подплывала к берегу. – Радица, проводи добра молодца через брод, да подскажи, как получше омут обминуть, чтоб нечисть не потревожить.

Окинув смеющимся взглядом парня, нагая, как и он, бродница позвала за собой:

– Идем!

– Прощай, Зорислава! Спасибо за помощь.

– Прощай.

Некрас по роду своему происходил из потомственных мельников, попал в эти места уже не в юную пору своей жизни. В одной из разборок между князьями лишился семьи и родовичей, перешел в положение отщепенца рода людского, обозлился на всех, замкнулся в своем малом мирке. Дорога привела его на берега небольшой речушки, притоком впадающей в Северский Донец. На заливных лугах смерды снимали два-три укоса трав, в реке было обилие рыбы. Она была труженицей и кормилицей людей, поселившихся рядом с ней. Прижился и он. От природы наделенный умом и любознательностью, со временем стал настоящим мастером. Сам был плотником и столяром, хорошо владел глазомером и смекалкой, мог рассчитать и сделать топором своими руками водяные и подпольные колеса, вытесывать мельничные валы. От забивки первой сваи и до последней в одиночку построил нижнюю часть плотины, а затем надстраивал и верхнюю, с кокорами, козлами, стояками для коренных и верхних тварок. Построив плотину, запрудил ее. Русло реки перед плотиной заложил хворостом, затем соломой, не перегнившим навозом и в последнюю очередь все это засыпал глиной – создал затвор и плечи.

«Двужильный, что ли?» – удивлялся народишко.

Сам рубил и строил мельницу, где размещались жерновые пары для размола зерна. В амбаре поставил крупорушку, просорушку. Мельница пошла в работу.

О мельниках на Руси рассказывают всякие небылицы. Мол, что они заманивают прохожих и толкают их в омут или под колесо мельницы – иначе, мол, утонет сам мельник, что мельник продавал душу водяному. Некрас действительно жертвовал водяному, бросая в воду дохлых животных, хлебные крошки, по праздникам прилюдно лил в воду чарку стоялого меду. Но это все для непутевых дурней, втемяшивших себе в голову ерунду и забивавших своими побасенками ум другим соплеменникам. Зачем ему вся эта катавасия? Деда водяника он и так в светлые праздники зазывал в гости, только потчевал его за столом, а хмельное пили из чарок, не переводя добрый продукт в реке. Оба частенько смеялись над людской дуростью. Мельник сам мог гостить у водяных духов, они же, превращаясь в парней, иногда помогали ему в горячую пору осени, но это был большой секрет двух друганов – человека и водяной нежити.