Евгений Красницкий - Отрок. Перелом: Перелом. Женское оружие. Бабы строем не воюют [сборник litres]

Анна с Ариной переглянулись и… снова промолчали, а Филимон наконец-то перешел к делу:

– Значит, продолжаем, – старик загнул на левой руке один палец. – Первое: учить девиц ведению большого хозяйства будут наши служилые… гм, бабы. Это – понятно. Второе… – Филимон загнул второй палец, – Анюта, так запомнишь или записывать станешь? У тебя тут как раз все для этого есть.

– Запомню, – Анна постаралась ответить таким же, как у Филимона, спокойным голосом. – Чего тут записывать-то?

– Вот и ладно. Значит, про строй мы с вами решили уже, это понятно. Всяким бабьим хитростям, дабы сразу правильно с мужьями себя повести – тут уж вам виднее, чему именно – будете учить вы вдвоем. А Арина еще и добавит умение всякие мелочи замечать и по ним о важном догадываться. Это – второе, а третье, – к ладони прижался еще один палец – учить девок за себя постоять. Этим мы уже занимаемся, а в дальнейшем я за этой учебой отдельно присмотрю. Ну, и собаки сюда же – тоже защита, и неслабая.

Филимон оглядел собеседниц, словно ожидая возражений или добавлений. Анна уже привычно не стала ничего говорить сразу (лучше пусть сначала в голове покрутится да само в слова сложится), а Арина согласно кивнула.

– Далее… – старик глянул на свою руку, распрямил пальцы и хмыкнул, – с вашими науками рук не напасешься, того и гляди разуете. Ну, Анюта, надумала чего или дальше пойдем?

– Надумала. Вот в том, что ты бабьими хитростями назвал, твоя помощь потребуется. Ты нам тут объяснял разницу между мужской стезей и женской. Хорошо объяснил. Для девиц не повторишь, а? И лучше не один раз, чтобы усвоили как следует.

– Без толку! Это вы все правильно поняли, ибо уже пожили и многое увидели, а соплюшкам… в одно ухо влетит, в другое вылетит.

– А если иначе? Учить-то все равно надо. Вот, скажем, позанимаются сегодня девицы опять вместе с отроками и вечером нам об этом все уши прожужжат, потому как непривычно пока. Я послушаю, разберусь с тем, что они неправильно понимают, скажу тебе, дядька Филимон, а ты им объяснишь. Потом еще разок, да еще… Глядишь, так и застрянет что-то в головах.

– Ну, так можно, пожалуй. Согласен. Еще что-то добавить хочешь?

– Нет пока. Давай дальше.

– Дальше, дальше… а дальше то, для чего ты меня и позвала, да только не знаю я об этом почти ничего. Слишком уж по-разному девиц и отроков этому в прежние времена учили. Слишком по-разному… даже и сравнивать, наверное, нельзя. Да не делай ты удивленное лицо, Анюта! Знаю, что трудно тебе об этом вслух говорить – больно уж примерная ты христианка. Однако знаешь, что это нужно, вот и корежит тебя.

Знаю я, бабоньки, не так уж и много, вернее, даже не знаю, а только догадываюсь, так что разбираться нам лучше вместе. Знаю, что переход от девчонки к девице, от девицы к младой жене и от молодухи к женщине-матери дается гораздо тяжелее и болезненнее, чем тот же переход от мальчишки к мужу. Так уж от веку повелось, ничего с этим не поделаешь.

Поняли, о чем речь? Вижу, что поняли! Не о блуде я и не о радостях плотских, а о серьезных и важных вещах. Учить надо дев, иначе тяжко им в жизни придется, а то и вовсе незнание до беды доведет. Раньше-то старухи учили, а вы ничего толком объяснить не умеете, ибо попы учат, что говорить об этом вслух не пристало – грех, мол, грязь. А матери… одни худо-бедно девицам что-то объяснят, другие же… Да что там говорить, сама, небось, Анюта, все понимаешь.

«Да мою мать на такую учебу и дозволение епископа не сподвигло бы! А Фролу и в голову не приходило, что тут чему-то учить надо, бугай бугаем был, прости господи. Спасибо Лавру…»

– Чего уж там, нет сейчас в этом деле настоящей учебы, – расстроенно махнул рукой Филимон, чуть не уронив при этом клюку. – И не осталось никого, кто бы толком этому учить мог. Вот ты, Анюта, видать, и решила, что я вам расскажу, как этому отроков в прежние времена учили, а ты все на девиц переиначишь. Не выйдет! Отрокам на словах совсем немного объясняли, а потом просто-напросто передавали на попечение опытных баб. Вот и все. Что тут для девиц использовать можно? Да, считай, и ничего! Согласна?

– Как же так? А я думала… – расстроилась Анна.

– Зря думала! Есть в этом деле еще одна тягота, к которой я, по правде сказать, и ума не приложу, и помощи не знаю у кого попросить, – как ни в чем не бывало продолжал Филимон. – Слушайте внимательно, вместе думать надо. Наверняка не одна баба, а может быть, и вообще все хотя бы раз задумывались, отчего такая несправедливость, отчего телесно бабы страдают больше мужей? Так вот, в прежние времена ответ на это был один – такова воля светлых богов.

Мы, христиане, на волю Божью тоже опираемся, но есть и разница: в прежние времена не только про волю богов говорили, но и о том, как по этой воле жить; и как из-за этой несправедливости девице или бабе избежать повреждения здоровья, телесного или духовного. Мудрые старухи по воле светлых богов, я так понимаю, расписывали все в подробностях, учили всяким хитростям и полезным навыкам, да внушали, что нет в этом ничего стыдного и грязного. Про неприличие же и вовсе речи не шло.

А вот теперь, бабоньки, задумайтесь: как вы, даже если б и знали все те ухищрения и навыки, смогли бы этому девиц обучить по-христиански ? Как вы сможете объяснить девицам, что неравенство телесное между бабами и мужами есть не наказание за грех Евы, а вещь, необходимая для продолжения рода человеческого? Ведь придется против православной веры пойти…

– Ну уж нет, Филимон Савич! – возразила старику Арина. – Вовсе не против всей православной веры. Так, немного совсем, как в жизни. Есть же вещи, которые мужам знать не надо. Может, и есть в этом грех небольшой, но Богородица заступится – она же сама женщина и мать. Да и христианская вера любовь не отрицает, напротив – проповедует. Так что, коли все по любви, через единение духовное, а не просто по скотскому влечению, грехом оно никак быть не может. А монахи сами отказались от мирской жизни и продолжения рода, эту часть жизни от себя отринули и правильно понимать ее не могут. Потому-то мы, грешные, частенько мимо священников напрямую к Пресвятой Богородице и обращаемся. А монахов либо попов таким знанием трудить и нам не пристало, и им лишний соблазн.

– Во-от оно как… Умно. По-бабьи, но умно. Только… ты ведь это не сама придумала, научил кто-то? Не та ли бабка, которую ты не раз поминала? Может, ты у нее и ту учебу, о которой я рассказывал, прошла? А если прошла, то и девиц поучить можешь?

– Прошла… – Арина помолчала, подбирая слова. – А сама так учить не смогу. Бабка-то меня многому наставляла, но так, чтобы к своим таинствам не приобщить. Да и мала я была, кое-чего просто по малолетству не понимала. Правда, она говорила: время придет, осознаешь, тогда само все вспомнится. Так что я, считай, до сих пор ее науку постигаю. То думаю, что все уже поняла, а вдруг происходит что-то, и в ее словах новый смысл открывается… Да и лекарское дело она хорошо знала, а я этому не учена.