Владислав Савин - Красный бамбук [litres]

– Тогда в поезде вы уже беседовали со мной, собирая улики? Да, я считаю, что Польша заслуживает лучшей доли, чем ей досталась. Вам не было бы жалко свою страну, погибшую из-за предательства быдла? Холопов, для которых сытость и покой – дороже собственной нации.

– Пани Бельковская, у нас, коммунистов, делить людей на чистых и нечистых как-то не принято.

– А я вовсе не знатность имею в виду. Вы ведь не будете отрицать, что любая нация состоит из большинства, толпы, которой лишь «хлеба и зрелищ», и, к сожалению, немногих, для кого гордость за свою страну не пустой звук, кто знает, куда идти, и указывает путь. Впрочем, ваш Лев Гумилев написал про «пассионариев» – я готовилась поступать в МГУ и читала сборники вашей Академии Наук. Вспоминая наш разговор – да, вы были правы, беда Польши в том, что и большинство шляхты оказались быдлом, интересующимися лишь развлечениями. А вы, русские, сумели сейчас предложить нашей толпе большее благо – и наши «пассионарии» оказались генералами без армии. Но это ведь можно исправить!

– Уж не изобретением ли вашего брата?

– А отчего бы и нет? У японцев в кодексе самурая записано, что «нельзя оставлять господина даже в бедствиях, когда число его вассалов и земель сократится до малого». Отчего нельзя внушить быдлу не предавать свою элиту, свою страну?

– Ну, пани Бельковская, не вы ли только что сказали, что по приказу вместе жить нельзя?

– Если без внушения. А если верить и чувствовать себя счастливым?

– Ага. А теперь представьте, что и в соседних странах изобретут то же самое – есть ведь такое понятие, как общий уровень науки. И встанут на границах радиобашни, и будут вам дешево продавать зелье, впихнутое хоть в куриные окорочка. И будет тогда вопрос – кто кого сильнее переубедит?

– Ну, это все же лучше, чем война. Особенно с атомными бомбами. Знаете фразу про нас, поляков – «с немцами мы потеряем жизнь, с русскими душу». Мы с Яцеком спорили, что лучше, что хуже. Яцек говорил, что оставшись без души, но живым, можно потерянную душу вернуть – а мертвое уже не воскреснет. Ну а я – то, что без души, все равно что мертво. Да, моя страна проиграла эту войну – вы это хотели от меня услышать? Умом я это почти приняла, сердцем нет – но это ненадолго. Поступила бы в ваш МГУ – в Варшаве сегодня нет университета, как по сути нет и самой Варшавы, ну а Краковский университет это бледная тень былого. Вышла бы замуж за русского – вы ведь знаете, что в Польше ваши офицеры считаются самыми лучшими женихами? И мои дети уже считали бы себя русскими, ну а внуки и не вспоминали бы о своих польских корнях. Теперь ничего этого не будет – я ведь стану «лагерной пылью», как говорил один мой знакомый? – Что ж, это даже лучше, что я не увижу конец моей страны! Бедная Польша – которая все же не заслужила, чтобы господь отвернулся от нее настолько безжалостно!

– Ну, пани Стася, ведь сказано в святом писании, «мы, кто жалуемся на тяжесть земного пути – никогда не найдем ответа, ибо не обладаем знаниями господа. Потому, даже когда этот путь тернист, мы должны следовать ему не ради собственного блага, а ради блага общего и замысла высшего». Простите, не могу точно главу назвать. Хотя ответ в этой же цитате – «ради не собственного, а общего». Если даже Черчилль назвал Польшу «гиеной Европы». Так не обижайтесь, что гиене и достаются лишь ошметки, которыми побрезговали львы.

– Коммунист цитирует святое писание? Я думала, вам запрещено верить в бога!

– Верить должны фанатики, которые лбы в молитве расшибают – и свои, и чужие. Ну а знать и понимать мы по службе обязаны. Так же как и святая инквизиция должна была разбираться в ересях, чтобы квалифицировать вину. Вы же, пани, хоть и ссылаетесь на бога, но вовсе не истинная католичка.

– Это потому что я не хожу в костел так часто, как подобает? Поверьте, на то есть личные причины…

– И чем же вам не нравится гражданин Ксаверий Борщаговский? Простите, мне, наверное, следовало называть его «пан ксендз»?

– Уже и это знаете? О, нет, он не позволял себе ничего физически… пока не позволял. Но видели бы вы его взгляд и слышали его голос, когда он, запершись со мной в исповедальне, расспрашивал о… некоторых вещах.

– Ну, пани Стася, вы же не монашка. И простите за деликатный вопрос, но разве у вас не было мужчин все шестнадцать лет после пропажи вашего мужа?

– Прощаю, поскольку вы, в отличие от отца Ксаверия, не спрашиваете, в каких позах и кричала ли я. Да, были – поскольку я не святая. Но, на мой взгляд, есть все же разница между простым знакомым-мирянином и святым отцом, который должен заботиться о моей душе!

– Положим, пани, вам ничего не мешало заботиться о своей душе – не один же в Львове костел? Но грех ваш вовсе не в этом. Как сказано в ваших святых книгах, «все выгоды мира не перевесят спасение одной-единственной души». И великий божий дар человеку, это свобода воли – каждый сам вправе поступать, как считает должным, высший суд будет лишь в самом конце пути. Ну и как назвать то, что ваш брат творил – людей в табуретки, марионетки, неодушевленных кукол превращая? Ладно еще, в самом начале, безнадежно больных, кто уже как растения. Ну а сейчас – он с абсолютно нормальными людьми опыты ставил. Причем со своими же соотечественниками – или вы не понимали, кто будет в большинстве среди публики, пришедшей на хоккейный матч, где играет команда Польши? Это как соответствует католической вере?

– Простите, а при чем тут я? Я к этим экспериментам никакого отношения не имела!

– Но вы про них знали. И вполне осознавали их неэтичность – раз сами для себя поставили условие, не участвовать ни в каком виде. Значит, грех есть и на вас – за который вам придется ответить перед богом.

– Надеюсь, он будет ко мне милосерден. Ну а вам-то какое дело до того – вы ведь ответственны не за небесный, а за земной суд?

– Избежать которого у вас есть шанс. Если вы подпишете вот это.

– Что это такое?!

– Подписка о сотрудничестве. Можете рассматривать ее как формальность – однако же позволившую вам остаться на свободе.

– Вы, только что говоривший о погубленной душе – и предлагаете мне стать вашим осведомителем? Конечно, нет!

– Вы не боитесь лагеря? Вам, интеллигентной женщине – будет там очень трудно.

– Боюсь. Но еще больше, как вы заметили, я боюсь потерять душу и совесть. Стать таким, как вы. Впрочем, вам, сталинским опричникам, этого не понять! Чему вы смеетесь?

– Пытаюсь представить, тысячу лет назад что говорили князю Рюрику или Олегу – люди племени древлян или какой-нибудь чуди. Те, кто с веками слились в единый и великий русский народ. Ну а те, кто этого не захотел – так и сгинули бесследно. Слова их речи сегодня лишь в географии сохранились – вы знаете, что историки не могут однозначно сказать, что значит «Москва» или «Харьков»? Теперь же мы наблюдаем, как множество народов сливаются в один – советский.