Герман Горшенев - Товарищ Резак (СИ)

Чудовище, сделав полный круг, бросилось на танк, рванувшись с места, а я нажал на спуск. Болванка, вырвавшись из ствола, ударила в упор, а тело твари ударило по корпусу машины. Из всего экипажа я остался один, и приходилось выполнять сразу все работы, не имея возможности выкинуть трупы, тех, кого только что убил, те, кто были моими друзьями, товарищами, семьёй. Обычный бронебойный, какой-то новый, говорят в него что-то добавляли, или как-то закаливали, но он не раскалывался об броню новых немецких четвёрок, а пробивал их насквозь. С пятисот метров разрывал огромные дыры, зажигая бензиновые двигатели и разрывая на куски членов экипажа.

Огромная туша ударила в борт и как в салочках перелетела на ту сторону Зайки. Удар по корпусу был такой, что танк задрал в воздух одну сторону, высоко подняв гусеницу над землёй. По борту глухо стучали когтями и лапами с другой сторны. Летели через машину комья земли размером с лошадиную голову и вывороченные с корнем молодые деревца. Чудовище билось в агонии. От удара моя Зайка, моя родимая тридцать четвёрка, наклонилось градусов на сорок, подняв в воздух один из траков. Немного повисев на одной гусенице и поразмышляв, опрокидываться ей или нет, решила снова стать на траки. Удар! Зайка снова стала на землю. Я свалился с командирского сидения вниз на трупы моих товарищей, которых собственноручно пристрелил меньше суток назад.

Заячка, моя родимая Зайка опять оберегала меня. Нас учили, что бога нет. Теперь я думаю, что их много и меня своими промасленными, мозолистыми ладонями опять прикрывал мой танковый бог, великий покровитель танкистов, которые отдали душу служению бронированным машинам и до последнего вздоха были верны своему призванию.

Воевать я начал ещё в Финскую. С тех пор машин у меня было много, а забирать удавалось только имя. Ещё тогда, будучи глупыми необстрелянными мальчишками, мы, шутя, называли свой первый Т-28 «Зайкой». Мой полк зелёных юнцов рвался в бой, но пыл быстро охладили чудовищные потери. Особенно нашим Т-28 доставалось от ПТРов финнов, которые пробивали дополнительные башенки, и тонкую броню. Массивные пули отрывали ноги, руки и разрывали грудные клетки, залетали в смотровые щели, убивая экипаж. Финны даже снег перед позицией поливали водой, что-бы не выдавать себя облаком снежинок после выстрела. Увидеть и уничтожить врага было очень сложно. Тогда мы свою машину начали обвешивать железками, деревяшками, наспех красить белой побелкой, замазывая звезды и бортовые знаки. Меняли на спирт белые простыни и наволочки, что-бы наполнить их песком и мусором, навешивая на броню. Танк еле ползал. Дополнительные башни мы скрутили с погона, облегчая машину, и догружали наш Т-28 хламом, что удавалось найти.

В Зайку градом летели снаряды и выстрелы ПТРов, наволочки и пододеяльники с песком рвались в клочья, мешки с мусором отрывало от корпуса, разбрасывая железяки и деревяшки в стороны, но снаряды и тяжёлые пули противотанковых ружей теряли свою силу и искривляли траекторию. Об броню били сердечники снарядов и пуль ПТР. Железяки и куски мусора, кирпичи и камни выполняли свою роль на отлично. В тонкую броню зайки били массивные финские подарки, оставляя глубокие вмятины и одаривая нас градом мелкого крошева осколков с внутренней стороны. Куски метала впивались в кожу и ранили глаза, но уже массивные пули или снаряды не врывались внутрь танка, разрывая членов экипажа в клочья и калеча агрегаты машины, и больше не было страшных рикошетов, отрывающих руки и головы. Белый танк, обвешанный пододеяльниками с мусором и песком, кучей брёвен, что-бы пробираться через болото, мы тогда назвали Зайкой.

Обвешенная мусором Зайка выползала с утра в бой, и весь день давила врага, а вечером, в совершенно невменяемом состоянии мы вылазили из люков. Нас подхватывали однополчане, наспех умывали, кормили и отправляли спать, чтобы утром, в полностью техобслуженный, заправленный и снаряжённый танк мой экипаж вернуться, чтобы снова пойти в бой. Со всего полка народ тащил наволочки взамен разорванных и засыпал их песком и мусором, восполняя нашу защиту. За две недели боёв в нашем полку мы потеряли все машины кроме моей. Зайка, отягощённая мусором, еле ползала, за что мы были поставлены на особый контроль товарищем старшим политруком. Он орал на нас, что наша сила в несокрушимой атаке, и что мы празднуем труса, укрываясь за грудами хлама. Приказывал немедленно снять с танка мусор и грозил отдать нас под трибунал, за то, что мы замазали белой побелкой красные звёзды. Объяснить, что красные пятна на сверкающей поверхности девственного снега, как бельмо на глазу, мы так и не смогли.

Он говорил, что: «Это не по коммунистически! Человек должен принимать грудью опасности и скорость наша всё!».

После того, как в нашем полку через две недели боёв осталась на ходу всего лишь моя Зайка, из почти полусотни машин, к нам в полк пришёл сам комдив, в сопровождении человека в форме лётчика, без знаков отличия. Комполка и товарища старшего политрука вызвали на десятиминутный разговор. После разговора, наш командир сиял как начищенный самовар, а товарищ старший политрук обходил мою Заечку по большой дуге, в упор не замечая ни меня, ни тех кто крутился около танка.

Особенно досаждали ПТРы финнов, которые могли часами лежать в снегу, ожидая удобного момента для выстрела. Увидеть откуда вели огонь можно было с трудом. Два, а то и пять выстрелов попадало в танк, перед тем как мы успевали отреагировать. Тоненькая броня Т-28 пробивалась практически во всех проекциях, и только груды мусора не давали возможность уничтожить нашу Зайку.

Мы отвечали финнам взаимностью. На броне танка было привязано по десятку брёвен с обоих сторон. По мимо функции ослабить снаряды и пули противотанковых ружей, они нам нужны были, что-бы форсировать болота. Обмёрзшие топи наш танк разумеется проехать не мог, но мы привязывали стальной проволокой брёвна к гусеницам и как по гате, медленно, метр за метром, утопая в ледяной жиже, двигались по непроходимым заснеженным болотам, перетаскивая брёвна и перепривязывая их к тракам снова и снова.

Как-то, взяв на борт несколько пехотинцев и после упорной, по колено в стылой воде, работы по перетаскиванию брёвен, мы зашли финнам в тыл. Когда танк выехал из болота, мы очень удивились, увидев привязанных к деревьям ездовых лосей. Вот так, оказывается финны на лосях перевозят свои лёгкие орудия и ПТР. Но ещё больше нашему появлению удивились сами финны. Оказывается, где могут пройти финские лоси, могут пройти и советские танки. Пехота попрыгала с брони, коля штыками и проламывая прикладами головы, одуревших от неожиданности врагов, а Зайка рванулась к врагам, со всей возможной скоростью. Пока финны удивлялись, мы их наматывали на траки.